— Может, я слышал что-то подобное, но…
— Но совсем мало, да? Результаты этих экспериментов были засекречены, а потом как бы потеряны… Понимаешь?
— И вы знаете результаты?
— Если быть точным, я знаю людей, которые повторили эксперименты. Это было не так давно в одном восточном государстве, свободном от моральных оков… Впрочем, хватит тебе информации. Я думаю, ты и сам понял: если вовремя продублировать электрическую активность мозга искусственным полем, то…
— …То личность не распадется, — закончил Гриша. — А душа останется бессмертной. Скажите, кто вы по специальности?
— Я вообще-то не медик. Я молекулярный биолог, и моя тема — химическая природа памяти. Видишь, какая жизнь-то интересная пошла? Память и иммунология вроде никакой связи, однако работаем мы с тобой в одной упряжке.
«С традиционной медициной может быть покончено в любой момент, — думал Григорий. — Из всех специальностей останется место только для одной — генетики. И еще, пожалуй, психиатрии. Зачем проводить сложные терапии, зачем резать и переиначивать тело, если в любой момент можно просто подарить человеку новенькое с иголочки. Вернее, не подарить, конечно, а продать. Пока, по словам Шамановского, это безумно дорого. Но плоды науки имеют обыкновение дешеветь. Что, если в будущем затраты на репродукцию тела сможет покрыть обычная медицинская страховка?..»
— Сколько уходит времени, чтобы вырастить тело? — спросил Гриша.
— Это вопрос денег, парень. Хотя и не только их. Вообще, чем медленнее идет процесс, тем лучше результат. Смотря какую цель поставил заказчик. Мы можем за три месяца вырастить дрянную оболочку, как на дешевых сосисках, и сунуть в нее психоформу. И обойдется это недорого. Но результат… Человек начнет рассыпаться еще по дороге домой. Отказы органов, разрушение эндокринной системы, сбои кровоснабжения, некрозы — и все это каждый день, по нарастающей. Дешевка — она и есть дешевка. Хорошее тело растет не меньше полутора лет. Лучше — еще больше, но пока никто не заказывал.
— Полтора года — не так уж много за возвращение жизни и девственного здоровья.
— Ты не совсем прав, парень, — сказал Шамановский, закуривая. — Здоровья не будет. Все эти фокусы не проходят для человека даром, природа берет свое. Ты и сам видишь, сколько мы каждый день тратим лекарств. Вся их жизнь — на кончике иглы. Я же говорил — по сути, они покойники.
Он курил, не замечая, что пепел сыплется на рубашку. Гриша не мог разделить его пессимизма, хотя и видел ему объяснение. Шамановский относился к своей работе, как опытный ремесленник, он знал наизусть каждый нюанс, видел и трудности, и недоработки, и слабые места. Для него это будни. Он пережил тот момент, когда еще хотелось поздравить человечество с тем, что разум победил саму смерть.
Впрочем, нет, не победил.
Впрочем, нет, не победил. Пока еще только отогнал на несколько шагов.
— А что, если смерть была естественной? — спросил Григорий. — Скажем, от старости.
— Понимаю, к чему ты клонишь, — усмехнулся Шамановский. — Ничего путного не выйдет. Пойми простую вещь: я научился лечить очень тяжелые, фактически смертельные случаи, но это не значит, что я изобрел формулу бессмертия. Можно, конечно, восстановить дряхлое умершее тело, но оно тут же откажет — по той же естественной причине.
— Но не обязательно восстанавливать дряхлое тело! Процесс старения можно остановить прямо в ванной, нейтрализовать эти ферменты и гормоны.
— И вернуть старику молодость? Это невозможно, парень. У старика не может быть молодого тела, в природе все взаимосвязано. Психику нельзя оторвать от биологии, как и огонь от свечи. Они влияют друг на друга. Свеча питает собой огонь, а огонь — разрушает свечу.
— Но огонь можно пересадить на другую свечу!
— Тогда это будет другой огонь.
— Вы пробовали?..
— Нет, даже не пытался. Я и так точно знаю — лучше не будет. Это так же невозможно, как вечный двигатель. Я бы объяснил тебе очень подробно, но давай лучше в другой раз…
Григорий понял, что главный просто устал. И от работы, и еще больше от спиртного. Пора было уходить.
— Еще один вопрос, — сказал он.
— Ну?
— Как вам удается до сих пор держать все это в тайне? Существуют открытия, которые рано или поздно все равно выходят наружу. А ведь вы работаете уже давно.
— И что из того? Я просто окружаю себя людьми, которым можно доверять. Ты же не побежишь сейчас же трезвонить обо мне на всех углах?
— Не побегу, — сказал Гриша. — И все-таки люди бывают очень разными. А кроме того, они меняются. Доверять — этого мало. Чем вы заставляете их молчать? Деньгами? Но найдутся те, кто даст больше денег…
— Это так. Деньги — штука ненадежная.
— Но что еще? Страх? Это тоже не гарантия.
— Правильно, парень. Я тоже не верю ни в деньги, ни в любовь, ни в страх. И все же я точно знаю, что ни один из вас не проболтается. Почему — узнаешь позже. Вот смотри…
Он расстегнул ворот рубашки, под ним блеснула серебристая цепочка. На ней висел небольшой металлический прямоугольник, похожий на армейский опознавательный жетон.
— Видишь эту цепочку? Она держит всех вас крепче, чем самые тяжелые оковы! Скоро ты все поймешь. И тогда, если хоть шаг против меня сделаешь — сам будешь себя проклинать до конца жизни. Выть будешь по ночам от обиды, локти свои до костей прогрызешь. Ты — мой, парень. Отныне и вовеки.