Фриолар нырнул в библиотеку. Нырнул — иначе не скажешь. Погрузился с макушкой, множа вокруг себя волны мелких записочек с цитатами относительно громадных пернатых-крылатых-клювастых чудищ, и лишь иногда, отфыркиваясь, всплывал на поверхность. Захватывал еще пачку листов, наливал себе бутылочку чернил, и снова — в фолианты, фолианты, фолианты…
Доставать этого ненормального алхимика было скучно. С Вигом дело обстояло еще хуже. Он поставил себе цель просканировать ауру неведомого зверя, для чего уперся в зеркало (оно хоть и выпускало раз в час струйку пара, но еще не взорвалось), и, кажется, то ли окончательно оглох, то ли просто умер…
— МММАу… — грустно пропел Кот. Никто не обратил на него внимания.
— ММаууууууууу…
Написать, что ли, парочку стишат от безысходной тоски?..
Подумав, Черно-Белый Кот изысканно и просто соорудил гениальную поэму и отправился в птичник, чтоб получить независимый и объективный отзыв на свое творчество.
— Если б можно было трахать десять кошек и слонёнка,
крокодила, поварёнка, ёжика, коль не сбежит…
Был бы я тогда счастливым, милым, добрым и хорошим,
ласковым, как день погожий, славным котиком я был…
— декламировал, не забывая подвывать, ЧБК.
Черный, с золотым хвостом, петух зло косился на пушистого пришельца, царапал шпорами солому и нервно бдил, чтоб курицы не падали в обморок от восхищения.
— Дайте, дайте мне кого-то, кто б меня связал и шлёпал,
удавил, прибил, замучил или на цепь посадил…
Был бы я тогда облезлым, мерзким, сальным и болезным,
но для вас всегда полезным славным котиком я был…
— закатив глаза, пел Кот.
Одна глупая перепелка сомнамбулически снесла яйцо.
— Съем сметану, кашалота, тюбик с клеем, свечку, что-то
из корзины с потрохами я на завтрак сразу съем…
Отравлюсь и буду долго я блевать вчерашним супом
чтобы вы смогли запомнить — славным котиком я был…
У белой гусыни случился краткий эпилептический припадок.
— Унесу, сворую деньги, всё имущество попорчу,
вашу украду копилку и капканов накуплю.
Заведу я счетовода, чтобы счетовод хоть понял —
даже в трудную минуту славным котиком я был…
Амбарная крыса резво бросилась проверять заначенное на черный день.
— Вы, конечно, разозлитесь и меня прибьёте снова,
я обижусь и в столовой буду кресла я иметь.
Драть ковры, когтить обои, поднимать повсюду пыль,
чтоб сказал ремонтный мастер — Славный котик у вас был…
— продолжал ЧБК.
Стайка мышат дружно утирала слезы. То ли прочувствовала глубину и значимость шедевра. То ли поверила, что Кот действительно скончался. Ну, глупые мыши. Бывает.
— Если вы меня зовёте, с тяжким ломом поджидая,
шею с хрустом мне ломая, и кидаете в ведро —
знайте, знайте, я обижусь, я вернусь и вот тогда-то
вы поймете — до убийства славным котиком я был…
Красоту и великолепие, а главное — истину этих строк, почувствовали все. Петух приготовился реализовать пожелания автора, гусак проверил, как глубоко может ущипнуть клюв, а подслушивающий в слуховом окне Корвин примерился, как одним ударом пронзить весь Черно-Белый мозг.
— Я всего-то и мечтаю: меня кто-нибудь полюбит —
приголубит, приласкает, ухо черное пришьёт…
Я проникну в ваше сердце, в селезёнку через печень,
чтоб вы поняли, что очень славный котик — ЧБК!
— подвывая, со слезой в мяве, произнес Кот.
К этому моменту рыдали все. Птичник медленно, но верно затапливала волна соленой водицы…
* * *
Где-то в горах Восточного Шумерета. Окрестности пещеры
Прижав вислоухую голову к левому плечу, грифон вслушивался в слова связанной самки, время от времени переспрашивая значения непонятных слов. Бу Дыщ пообещал продемонстрировать человеческое искусство пытания, намекая, что когда-то был истинным профессионалом по этому профилю в славном своими темными мрачными извращениями Ллойярде.
И только он принялся стаскивать с самки одежду, чтоб не мешала давать правильные ответы (грифон очень удивился: надо же! У людей количество одежек обратно пропорционально искренности! Какая удивительная закономерность…), как на маленькой площадке возник странный туман.
Вихревое туманное пятнышко разрослось серым облачком, внутри которого материализовалась расплывчатая фигура. Секунда-другая, и из открывшегося телепорта вышла ослепительно красивая человеческая самка с длинной белой шерстью на макушке, стрельнула по присутствующим огромными дивными очами, выявила знакомую личность и тут же на нее напустилась.
Грифон прилег, разложив по нагретым солнцем камням крылья; приготовился внимать новым человеческим идиомам. Судя по небольшому количеству одежды на этой самке, она собиралась говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.
— Бу Дыщ! Ты подлец! Ты скотина! Ты свинья, козел и обманщик! — сжав кулачки, ослепительно хорошея от гнева, кричала на цинца его новая, вернее, старая, знакомая.
— Да-да, — поддакнула Касси. — Причем не жареный…
— Тэффифи, не надо, — кротко ответил Бу Дыщ. Но девушка не унималась.
— Я тебя, видите ли, ищу. Все горы сканирую, ночей не сплю, пытаясь обнаружить твои следы. Готовлюсь спасать от наглых похитителей! И что же! Нахожу его в компании какой-то… какой-то… — девушка-маг презрительно скривилась, тыкая изящным пальчиком в девушку-воровку. Касси обиделась: