— Так ведь их высочество спросят, почему ж чернокнижника не поймали, обратно генерала не забрали. А где ж чудило это искать теперь? Ты, можа, знаешь? Не… Значит, и где генерал наш, не знаем. Не знаем мы, и усё! — отринул идею подчиненного десятник. — И на том стоять насмерть!
Ну, не знаем, так не знаем… Солдаты сурово насупились, искренне надеясь на то, что когда-нибудь отыщется храбрый человек, способный разгадать тайну исчезновения генерала.
* * *
«Монтийский крест», сейчас
— А-ааа! — отчаянно закричали охотник, рыбарь и отшельник, наступая на опешившего мага. Засвистела веревка… Застучали копыта…
Копыта?
Охотник обернулся, увидел, как на него прёт цыц, как-то успевший сменить лохмотья на стальную кольчугу, шлем, раздобыть коня, меч и копье. Монтиец испугался и предпринял отчаянную попытку спрятаться сам в себя, упал во вдруг образовавшуюся посреди дороги травку — колючая, сволочь! Конское копыто стукнуло о землю буквально в паре дюймов от его головы, и охотник понял, что пора сматывать удочки.
Рыбак и отшельник, гораздо более опытные в подобных делах, уже давно поняли уникальность и ответственность текущего момента и действовали в соответствующем направлении. Один юркнул под камень, расплющившись в банный лист, второй вывернулся и побежал назад — но тут же вернулся, громко вопя о каких-то бабах…
Нашел же время…
Нет, не так: нашел же баб! Даже здесь, сейчас!
Но не успел охотник восхититься пронырливостью и удачливостью собутыльника, как чуть не потерял собственную челюсть: бабы оказались ненатуральные, а свинксовые! Две полубабы-полукошки выпорхнули, преследуя верещащую добычу, сверкая яркими зелеными гляделками, растопырили когти на передних лапах, собираясь вонзиться человеку в спину… «Отшельник» вопил — пока не от боли, но от страха, размахивал руками; охотник, как зачарованный, вдруг понял, что в его руках сама собой раскручивается веревка — не самое хорошее оружие против атакующего сфинкса — так ведь другого-то нет.
Веревка пролетела, частично задев крыло правой грудастой «кошки», не причинив ни малейшего вреда, но помешав твари разодрать спину бегущего человека. Свинкса оскалилась, зашипела, как кошка — вздернув верхнюю губу, остановилась, предоставив сестре выковыривать из скалы человека, пытающегося забраться в кроличью норку, увидела возвышающегося над «зарослями» охотника…
Расправив сизые орлиные крылья, она бросилась, мягкая, как бархат, и смертоносная, как острый клинок. Куда бежать, где спастись? Ноги подогнулись, и величайший почитатель госпожи Кугль упал в траву, опять восхитившись ее колючестью, жалея только, что колючки эти истинные цыцы в растительном мире и не могут пронзить насквозь крылатую кошку. На него что-то упало — и охотник понял, что умер.
Вокруг что-то происходило — о чем свидетельствовали шипение, стуки, свист, весьма напоминающий арбалетный, возгласы, а охотник лежал, мертвый.
Потом он понял, что его почему-то до сих пор не съели, осторожно протянул руку — и обнаружил, что его прикрывает какое-то странное покрывало. Кожаное? Это что, с цыцева коняги попона упала? Нет, он, вроде как голый был.
Не цыц. А его коняга.
Охотник с опаской открыл глаза. Осмотрелся. Увидел, как в трех шагах от него стоит, приготовившись к броску и потряхивая кисточкой длинного хвоста, гадская свинкса, и снова помер.
Второй раз он воскрес, когда всё стихло окончательно. Открыл глаза, уверился, что всё темно, тихо, чинно и благородно — как и было до появления утром мага с его волшебной палкой, — снял с себя неведомо как прилетевшее гоблиново ухо… Фу, гадость…
И увидел, как цыц — миленький, родной, такой привычный мерзкий маленький цыц, в лохмотьях, косоглазый и сосредоточенный, — прикрываясь ночным временем, волочёт в сторонку бронзовый котел. Охотник еще подумал, что с магом, наверное, что-то случилось, раз он не возмущается разграблением своего имущества.
Да, но ведь грабит-то цыц, а не они!
— эй! эу, рожа твоя косая, ты куда котел попёр?!!! вертай в зад, цыц позорный!
Цыц испуганно обернулся, обнаружил недавнего сообщника и бросился прочь, пыхтя от тяжести заветной добычи. Охотник кинулся за ним. Секунду спустя его нагнали отшельник и рыбак, также возмущенные предательством сотоварища по клубу любителей госпожи Кугль.
Сознавая, как мучительна неизвестность, скажем сразу: хитрого цинца трое монтийцев догнали. Побили. Простили. И с тех пор по воскресным дням собираются вокруг украденной магической собственности, обмениваются закуской, самогоном, куревом, воспоминаниями о былых подвигах, и свято хранят в тайне друг от друга любовь к госпоже Кугль, которая полыхает в их горячих сердцах.
Если вы маг и планируете путешествие в Восточный Шумерет — не откажите в любезности, посетите «Монтийский крест» и подскажите четырем монтийцам, какое действие надо совершить, чтоб к котлу вернулась сила самосвиста и саморазогрева. Пожалуйста.
Рассказ 12. ТРУДЫ И ТАЙНЫ
20-й день месяца Паруса.
Университет
Мэтресса Далия посмотрела на мэтрессу Долли и позволила себе позлорадствовать. Выглядела госпожа Ученый Секретарь так, будто ее пропустили через шинковальную машинку, долго бросали в мусорную корзину, извлекли с помощью слюнявой дворняжки, потрясли, процедили и окончательно выплеснули на помойку за ненадобностью. Госпожа сапиенсологиня уловила отражение ненаглядной себя в оконном стекле и порадовалась, что сегодня и мантия у нее в порядке, и чулки соответствующие, и лицо — такое, как должно быть.