Старина Гринч побежал искать полицейского.
Приблизительно в то же самое время Роджер наблюдал — такова невероятность макроэргического пространства реальности — действительно Необъяснимый Феномен. Мир вокруг, благоухающий приятными звуками, вибрирующий упоительными запахами, переливающийся виляниями кончика хвоста и выпускающий коготки, вел себя очень странно. Попрыгав по лестничным перилам и каталожным шкафчикам, сделав отчаянную попытку пролезть в мышиную норку, выразив искреннее сексуальное восхищение доспехами, украшавшими галерею, Роджер от избытка чувств подпел только ему слышимой музыке сфер, вонзил когти всех двенадцати лап в деревянную мебель, потом резко, без разбега и лишних раздумий, решил полетать…
Потом пришлось поползать.
Роджеру показалось отличной идеей ползать на спине, отталкиваясь лапами от осаждающих видений. Поиграл с солнечным зайчиком, поймал и проглотил комок книжной пыли. Потом около кошачьей морды материализовался вытянутый и вогнутый, пахнущий ночными улицами сапог. Рядом появился его ближайший родственник — тоже благоухающий коротким знакомством с лужицами на Малой Базарной площади и Сенном переулке — перешашшагнуул через Роджера, и пошел себе дальше… Если бы Роджер был алхимиком, он бы закричал, чтобы коллеги несли хронометры, готовальни и лупы, дабы достойно и как подобает зафиксировать всю изогнутость и невероятную загогулистость представшего перед ним явления. Но Роджер был обычным библиотечным котом, докой по части подвальных крыс и любителем свежих сливок, поэтому он только зафыркал и попытался цапнуть проходящие мимо сапоги. Подскочил, бросился, промахнулся, нарисовал когтем на ближайшем сапоге аккуратную царапинку, не удержался на расползающихся лапах, упал — прямо в объятия благоухающей валерьянкой Бесконечности…
Мэтресса Далия, сморщившись, еще раз посмотрела на труп. Боги, какая пошлость — труп в библиотеке! Как это похоже на примитивные фантазии брабансской романистки Фелиции Белль! И кому же, интересно, пришло в голову кого-то убивать — и почему обязательно в университетской библиотеке? Здесь почтенные алхимики, между прочим, работают! А для работы нужна ясная голова — тут Далия поправила прическу, гордясь тем фактом, что в степени ясности мышления ей нет равных; чистые руки… Или холодные ноги? — нахмурилась Далия, припоминая известный афоризм. Не вспомнила, и сочинила свой вариант. Ясная голова, острые карандаши, чистые блокноты и спокойные нервы. А как тут будешь спокойным, когда приходишь с утречка почитать пару книжек — и обнаруживаешь посторонний труп?!
Чтобы успокоиться, Далия прибегла к самому привычному способу — автоматически открыла первую попавшуюся обложку и заскользила взглядом по ровным строчкам рун.
* * *
Возможно, эта история имела шанс завершиться очень быстро. Ведь только и оставалось, что Гринчу — добежать до угла Университетского и Бумажного кварталов, броситься к стоящему там стражу правопорядка, сбивчиво, задыхаясь и захлебываясь волнением, изложить существо дела… Страж, несомненно, поспешил бы исполнить свой долг. А стражи Спокойствия Кавладора — это вам не какие-нибудь энтузиасты-иберрцы, занятые распитием кофе с каждой встречной блондинкой, и не лощеные стиляги-брабансцы, которые идут в полицию ради красивой формы… Полицейские Кавладорского королевства — ого-го, на семь локтей в землю зрят, ложь за лигу чуют, порядок всеми силами бдят…
Но речь не об этом.
Речь о том, что Ницш, полицейский, стороживший порядок в Университетском квартале, провел бурную ночь. Не подумайте ничего аморального: бурное времяпрепровождение Ницшу обеспечил пьяный возчик, который не только упился сам до последнего градуса, но и кобылу свою попотчевал чем-то, от чего бедное животное прошлось на передних копытах, отбивая задними ритм национального гимна.
Проведя ночь в выяснениях, что кто пил, кто здесь лошадь, и почем нынче овес в Занзибаре, Ницш весьма скептически отнесся к рассказу, который бедняга Гринч, сам того не желая, сопроводил слабым ароматом спиртного.
Так или иначе, в университетскую библиотеку Гринч возвратился в компании с полицейским, чувствуя себя арестантом и даже, в какой-то степени, каторжником.
Переступив порог читального зала одновременно со звоном университетских часов, пробивших четверть десятого, Гринч несколько минут стоял, не в силах произнести ни слова. Наконец-то пришли библиотекарши — это хорошо. Сам еще не появился — это тоже неплохо. Мэтресса Далия, уткнувшаяся в потрепанную то ли тонкую книжицу, то ли толстую тетрадку, зачем-то допустила в читальный зал читателей — что ж поделать, мэтресса умная, ей виднее, зачем она это сделала…
А вот то, что труп, лежащий у камина, куда-то пропал, явно — даже такой не слишком ученый человек, как Гринч, это понимал — было плохо.
Мэтресса Далия, уткнувшаяся в потрепанную то ли тонкую книжицу, то ли толстую тетрадку, зачем-то допустила в читальный зал читателей — что ж поделать, мэтресса умная, ей виднее, зачем она это сделала…
А вот то, что труп, лежащий у камина, куда-то пропал, явно — даже такой не слишком ученый человек, как Гринч, это понимал — было плохо.