— Отче, помогите! — взмолился первый.
— Дыши глубже, сыне, — профессионально принялся успокаивать отец Джером, но тут же раскаялся в своем совете. Дышать в присутствии незнакомцев получалось плохо.
— Отец, хирурги в вашем святом ордене есть? — басом спросил второй.
— Хирурги, чада мои, это напротив, — обрадовался отец Джером.
— Хирурги, чада мои, это напротив, — обрадовался отец Джером. — Через улицу перейдите и ступайте вдоль забора — будет Обитель Премудрой Праматери Прасковии. Там вас встретят, — священник принялся помахивать перед носом посетителей черно-белыми спиралями символа веры. — Там вас приветят. Там вас вылечат…
Первый посетитель покачнулся, поддаваясь на гипнотическое воздействие, а второй только бодро высморкался под ноги и ответил:
— Ты, папаша, человек, наверное, святой?
— Грешен, — сознался отец Джером. — Как и любой сын или дщерь Создателя нашего подвержен искушениям и чрезмерному самолюбию.
— Но молиться умеешь? — уточнил напористый посетитель Обители Отдохновения Ночного.
— Умею, — вздохнул священник.
— И благословение призывать, наверно, могёшь?
— Могу, по мере сил своих скромных.
— Тогда ампутируй.
Отец Джером удивился, хотел было еще раз послать их — пока что на другую сторону мостовой и дальше вдоль забора, но второй, более скромный из ночных гостей, вдруг предъявил ему руку. Рука, порядком грязная, заканчивалась блокнотом в кожаном переплете и мелкой дворняжкой неопределенного цвета. Оказавшись перед священником, песик зарычал сквозь плотно сомкнутые на добыче челюсти, зашевелил косматыми бровями, мягкими разлапистыми ушками и задрожал длинным хвостом.
Отец Джером собирался сказать, что, дескать, в Обители Прасковии ампутацию тоже делать умеют… но почувствовал, как ему в ребра воткнулось острое лезвие.
— Слышь, отче. Ты время-то не тяни, мы люди занятые, да и тебе молиться надо. Ты давай режь, а то этот […] пёсец от нас никак не отстанет. А то мы тебя самого тут, в натуре, отдохнем.
Малый Гавк обреченно вздохнул. Он бы и рад был выплюнуть проклятую обложку и спастись бегством, но увы, челюсти замкнуло основательно.
— Хорошо, — с легким вздохом жалости согласился отец Джером. — Позвольте…
Священник забрал нож у басовитого, перевел пострадавшего на ступеньки Обители — туда падал лунный свет. После чего добросовестно прочитал молитву Гьюпсюэ, помахал перед глазами пациента и обреченно пускающего слюну пса символом веры, потом резко, недрогнувшей рукой, рубанул с плеча.
— Пожалуйста, чадо.
Басовитый нахмурился, а потом заревел раненым медведем:
— Папаша, ты чё сделал-то? Ты зачем тетрадку порезал?
— Я не порезал, я ампутировал, — благообразно и спокойно объяснил отец Джером. — Собачку брать будете?
Гавк, до сих пор не разжавший челюстей, позволил передать себя в руки похитителей. Потом, без предупреждения, вдруг изогнулся бешеной сосиской — эта способность, досталась Гавку от бабушки, победительницы конкурса красоты мелансонов, мастерицы покидать свою хозяйку и сбегать на ближайшую псарню, к суровым специалистам охранного дела — царапнул всех жесткой, давно не мытой лапой, и убежал.
— Не понял? — пациент сосредоточенно рассматривал свою половину блокнота, сдобренную солидной порцией собачьей слюны, и почесывал в затылках. — А что мне с этим барахлом делать?
Отец Джером еще раз пожал плечами.
У маленького грязнули началась истерика:
— Да как же мы теперь будем выдавать себя за умных? Где ж нам еще умных мыслей украсть придется?.. Да за что ж жизнь нас обделяет и обделяет…
Отец Джером принялся профессионально — гладко и успокаивающе вещать о милостях Гьюпсюэ, но тут басовитый коротко, почти без замаха ударил святого человека по макушке.
Теряя сознание, священник Обители Отдохновения Ночного приблизил к сердцу круг с черно-белыми сходящимися спиралями, улыбнулся и подумал: «Спасибо, ночное боженько, наконец-то я высплюсь…»
* * *
Ресторация «Алая роза», утро
Далия отпила чаю, надкусила маковый кренделёк и продолжила чтение газеты. Напа, мурлыкая под нос что-то гномье — то ли вальс, то ли боевой гимн клана Кордсдейл, весёлой мухой кружила между столами, наводя порядок.
— Пари-ба-пари-бумс, бумс, бумс, бумс, пари-ба-пари-бумс, бумс, бумс…
Время от времени «Алую розу» настигало небольшое, на пол-балла, землетрясение — то храпел в самой дальней из восьми кухонных кладовок братец Ньюфун.
— Пари-ба-пари-бумс…
Мэтресса аккуратно поставила чашку на блюдечко, сложила газету и чинно спросила:
— Напа, можно тебя на минуту?
— Да хоть на десять. Ты чай допила? — откликнулась гномка. Отложила метлу. — Давай, я чашку вымою. Ньюф из Орбурна такое здоровское чистящее средство приволок…
— Наждак называется, — шепотком прокомментировала Далия. Ей хватило всего нескольких часов, чтобы почувствовать настоятельное желание быть усыновленной кланом Кордсдейл — дабы в последствии получить моральное право по-родственному, по-сестрински, прибить душку Ньюфуна. — Стоять! — скомандовала мэтресса, когда Напа попробовала исчезнуть в сторону кухни. — Напа, сядь.
— Сижу. — выполнила гномка. Она вскарабкалась на стульчик, устроилась, чинно сложила руки на коленочках. И чистыми голубыми глазами посмотрела на Далию.