Алхимичка выдала еще одну порцию вежливого оскала. Да, уж, приехала так приехала…
— А что с гномами?
Графиня словила легкий амок.
— Гномов… — пролепетала Синтия. — Элоизочка не ела… Никогда в жизни…
— Да я не об этом, — отмахнулась Далия, на всякий случай фиксируя и это откровение любящей маман. — Вчера, когда моя помощница здоровалась с вашим супругом, он как-то странно на нее посмотрел…
Вообще-то, этот факт Далия придумала только что, и ей было любопытно узнать реакцию графини. Графиня еще раз оглянулась по сторонам, убедилась, что их никто не подслушивает, и шепотом поведала причину некоторой напряженности в отношениях Федерико с гномами:
— Года три назад, когда Элоиза подросла, мы стали задумываться о ее будущем. Ну, и в том числе — собирать приданое. Да-да, мэтресса Далия, помню, что вы не считаете женщину сексуальным объектом, но мы люди провинциальные, привыкли к старому жизненному укладу, действуем по старинке, берём, так сказать, естеством… Короче, Федерико отправился в Ла-Фризе, чтобы заказать для Элоизы украшения в лучшей гномьей мастерской. А тогда, знаете ли, были популярны таки плотные золотые витые ожерелья с драгоценными камнями, а еще — веера на длинной цепочке, и чтобы украшение веера сочеталось с браслетами или диадемой… Вот мастер его и спросил, что Федерико заказывает: опахало для дракона или упряжь для боевой коровы? Федерико обиделся…
— И с тех пор… — принялась размышлять Далия.
— С тех пор мы подумали и решили, что, может быть, Элоиза действительно немного… немного… — Графиня на всякий случай заглянула в бумажку-подсказку со списком запрещенных вербальных триггеров, но и там не нашла спасения. Пришлось говорить по существу: — немного крупнее всех остальных девочек ее возраста. И начали пробовать подобрать ей диету…чтобы она хоть немножко уменьшилась…
«Мда…» — подумала Далия. «Кажется, мы с Напой влипли».
* * *
С момента этого разговора прошло четыре дня.
Лучше всего понял ситуацию садовник графа Росинант, чье имя осталось Далии неизвестным. Вечером дня прибытия мэтресса столкнулась с ним, когда исследовала вероятность побега через какую-нибудь лазейку в графском парке. Старик-садовник собирал свои вещи и на вежливую просьбу мэтрессы что-нибудь объяснить, показать выход из гостеприимного замка, спасти дипломированного сапиенсолога из лап жаждущих его практического вмешательства, — в ответ на сбивчивые посулы и объяснения Далии садовник показал на верх сторожевой башни.
— Смотрите, барышня.
— Ну?
— Видите? Там вроде как флаг подняли.
Далия прищурилась.
— Перекрещенные вилка со столовым ножом… Не знала, что у Росинанта такой герб…
— Это значит, что барышню Элоизу опять на диету посадят, — растолковал мэтрессе ситуацию садовник. — Опять, бедная, страдать будет… И не жалко родителям над родным дитём так издеваться! А когда барышня Элоиза страдать изволят, оне, малость, того…
— Чего — того? — подозрительно уточнила Далия.
— Злятся. Граф, как голоданием дочки озаботился, нам так и велел: если срочной работы в замке нет, то лучше не появляться, чтоб дочу не провоцировать.
— Что, были случаи людоедства?
— Пока Небо милостиво. Но так ведь барышня Элоиза еще не оголодала по-настоящему; вот когда действительно худеть начнет, чем демоны не шутят, может и попробовать. Так что я пошел, а вам тут — не скучать…
Скучать в замке Росинант действительно не приходилось.
Обед в честь прибытия алхимических сил диетного реагирования, плавно перетекший в ужин, Далии запомнился. Очень-очень хорошо запомнился. Были поданы: тарелка свежего салата, нарезанного широкими лентами и залитого лимонным соком, две веточки зелени — петрушка и любисток, одна тонюсенькая, рахитично желтая морковка и стакан простой воды. Как объяснила, вежливо, хотя и нервно, улыбаясь, графиня: они (родители) хотят своим личным примером вдохновить ее (Элоизу) на потерю их (лишних фунтов). Поэтому ограничивают в еде всех обитателей замка. Напа Леоне на салат посмотрела с удивлением: в своей ресторации она такое использовала только для придания зеленого оттенка творимым блюдам, поэтому проглотила всё без лишних возмущений.
Едва покинув столовую, алхимик дипломированный и вольный слушатель Университета, не тратя времени на обсуждение, не комментируя произошедшее, ведомые одной мыслью, рванули в свое временное пристанище. Если Далия помнила верно, в котомке еще оставалось жареная курица, пирог с грибами, четыре картофелины в мундире, шесть вареных яиц, три луковицы, одна большая чесночина, половина головки сыра, двадцать бутербродов (с ветчиной, копченой рыбой, с паштетом), полтора фунта мелкого рассыпчатого печенья (без профиля), четыре яблока и горшочек апельсинового джема.
А еще в прямом доступе от котомки оставался подобранный Напой на большой дороге котик.
Когда Далия и Напа, обманутые поданным обедом в лучших чувствах, немного запыхавшись от чрезмерной скорости, ворвались, ноздря в ноздрю, в свою комнату, они застали зрелище, достойное кисти любителя вселенских катастроф, маэстро Брюля.
Когда Далия и Напа, обманутые поданным обедом в лучших чувствах, немного запыхавшись от чрезмерной скорости, ворвались, ноздря в ноздрю, в свою комнату, они застали зрелище, достойное кисти любителя вселенских катастроф, маэстро Брюля. Черно-серый кот лежал на кровати Далии, задрав вверх все четыре лапы, отбрякнув хвост и выпятив в зенит пушистое, переполненное, круглое пузико. Морда кота едва касалась изрядно пожеванной тряпки, всё покрывало было усеяно крошками, осколочками скорлупы и неподдающимися идентификации огрызками…