— Не беспокойтесь, сударыня. Если Монгел примется за старое, и опять начнет баламутить народ пересказами своих снов, у меня в Министерстве лежит подписанное им признание — загремит на каторгу, как миленький.
— Не слишком ли это жестоко? — затрепетала глазками Далия. Клеорн взял мэтрессу за руку и проговорил срывающимся голосом:
— Если дело дойдет до суда, думаю, король учтет, что Министерство Спокойствия и я, как его служащий, действовали исключительно из соображений самозащиты. Кстати, о личной безопасности… Гм-м, Далия… А чем вы заняты сегодня вечером?
— Монографией, — с чарующей улыбкой ответила Далия. Клеорн, не зная, как соперничать с Алхимией, растерялся.
Обмен проникновенно-загадочными взглядами прервала вернувшаяся Напа. Она деловито подошла, хлопнула Далию по той части тела, до которой только и могла дотягиваться, — мэтресса ойкнула, — а гномка громким шепотом напомнила:
— Ты уже его спросила? Спроси еще раз!
— О чем вы хотели меня спросить? — поинтересовался сыщик.
— Понимаете, Напа Леоне хотела навестить своих родственников в Ллойярде, а, знаете ли, там была некая двусмысленная история с его величеством Тотсмитом…
— И персиками, — кивнул Клеорн. — Слышал.
Напа грозно нахмурилась и снова ткнула Далию — на этот раз под коленку. Та поморщилась, но не сдалась:
— Можно ли как-то посодействовать, поспрашивать, походатайствовать, чтобы Напе разрешили проезд в Уинс-таун? Недолго, хотя бы на неделю! И она даст слово, что не будет заниматься резьбой по мрамору и любым другим декоративно-прикладным искусством!
— Я посмотрю, что можно сделать, — ответил Клеорн и, раскланявшись, отбыл.
— Зачем ты напридумывала всяких сложностей? — грозно спросила Напа Далию. — Нет, спасибо, конечно, я соскучилась по маменьке и папеньке, но я-то ведь хочу не в Ллойярд, что я, родителей собственных не видела? Я хочу поехать в Эль-Джалад! и начать там охренологические раскопки!
— Напа, успокойся.
Во-первых, если я хоть немного разбираюсь в мужской психологии, Клеорн сделает тебе разрешение на пересечение границы Кавладора в любом направлении, действующее неограниченно долго, а если очень повезет — он и меня в твою подорожную грамоту впишет без лишних вопросов.
— Это хорошо! Я бегу паковать вещи! — подпрыгнула от восторга гномка. Далия перехватила ее за воротник:
— А во-вторых, — добавила мэтресса, понизив голос. — Ты, как всегда, забыла главное.
— А что у нас главное?
— Тссс!!! Конспирация!!!
— Ага. Тссс, — громовым шепотом скомандовала сама себе Напа. — Конспирация! — и на цыпочках, осторожно, громко скрипя сапогами и половицами, отправилась в свою каморку, прикидывать, нужно ли что прикупить для дальнего путешествия.
Два дня спустя Далия возвращалась после того, как посетила с дружественным визитом конюшню полка королевской гвардии и скормила обещанные два фунта морковки серому умбирадцу господина Шантильона. Договаривались алхимическая и копытная стороны об одном фунте, но мэтресса не стала жадничать и делить. Морковкой больше, морковкой меньше — для сапиенсологии тьфу, ерунда. К тому же Далия обнаружила, что ее появление вызывает у хозяев лошадей крайне странные реакции, и дала себе слово прийти еще раз, с сапиенсологическим оборудованием, и всё подробно изучить. На заметку: взять Гыртрчака, тролля-лаборанта, а то он без присмотра мэтра Питбуля совсем зачах, — даже попробовал устроиться барабанщиком в какую-то молодежную музыкальную группу; запастись веревками, чернилами и Напой. Веревки — Напу связывать, а то она и тут начудит…
На подступах к «Алой розе» мэтресса была атакована неизвестным. Среднего роста нелепый человечек с букетом увядших колокольчиков наперевес бросился к Далии и принялся восхищаться ее умом, неземной красотой, алхимической компетентностью и чем-то еще, кажется, фасоном черной мантии. После секундного замешательства сапиенсологиня с некоторым удивлением опознала в господине Монгела-Легнома. Да, это был он — отъевшийся, чуть успокоившийся, с развесистыми слоновьими ушами, в черном парике и с фальшивыми зелеными очками на носу.
— О, мэтресса, позвольте вас отблагодарить!
— Позволяю, позволяю… отдайте уже этот веник!
— Всё ради вас, мэтресса!
— Ну, господин Монгел, рассказывайте. Как ваша жизнь? Удалось ли обмануть сослуживцев? как вас, беглеца от правосудия, встретила супруга? Сняться ли вам сны того же, угрожающего окружающим, содержания?
Монгел, трепеща от восторга, поведал, что всё в порядке. Сны снятся, еще более занимательные, чем прежде. Тайный советник Джиобарди старого сотрудника в Легноме в упор не признал, коллеги косятся, но он, в соответствии с инструкциями Далии, молчит и рассказывает сновидения только жене, теще и Бронну — такой милый молодой человек! Ловит каждое слово и подробнейше всё записывает! С супругой они помирились — она тоже иногда странно на него смотрит, но стоит Легному завести разговор о ночи в камере, как Токиата начинает рыдать, просить прощения и уверять, что никаких доносов ни она, ни ее маменька не писали, и вообще, никого арестовывать не просили… Госпожа Ребекка завела вместо погибшей «потухшей» саламандры щенка орберийской овчарки, и требует, чтобы песик приносил тапочки Легному, как главе семьи. Зачем? Да кто эту Ребекку знает? Песик хороший, тапочки жует не часто, вот минувшей ночью приснился — только не мертвый, а наоборот, вполне живо и радостно гонял с лаем свою пожилую хозяйку вокруг колодца. Что бы это значило?