— Слушаюсь, ваше величество.
— Далее докладывай. Об Орловых что? О самозванке?
Безбородко шумно вздохнул.
— Орловых, ваше величество, покуда не сыскали, но заставы на всех дорогах стоят. Все порты, все границы перекрыты. Да вот слух тут один есть…
— Что за слух?
— В народе говорят, будто Орловы покойного супруга вашего и не убивали вовсе, а, наоборот, бежать ему помогли. Вот я и думаю, коли так, то, видать, Орловы и впрямь к мятежнику подались.
— Измену еще более тяжкой изменой прикрывают, канальи! Изловить и казнить изменников! — Она мрачно замолчала, и могущественный кабинет?секретарь боялся проронить слово, страшась нарушить это молчание. — А что, Камдил уже выехал? — спросила она резко, безо всякого перехода.
— Еще вчера, матушка?императрица. Ваше приказание выполнил в точности.
— Сразу видно, англичанин. А то у наших сегодня это завтра, а завтра на той неделе. Что ж, хорошо. Дай бог дорогу молодцу. А о девке Орловской что?
— Вроде бы граф Александр Иванович ее уже изловил и самолично к вам с докладом собрался. Я лишь знаю…
Связь прервалась, видимо, кто?то посторонний был пропущен за «кавалергарды», лишая возможности Василия Колонтарева далее транслировать утреннюю сводку новостей.
Я удивленно посмотрел на свою спутницу. Глаза на ее тонком лице были какого?то нереально фиолетового цвета, но в остальном с ней всё было нормально, и никаких ищеек тайной канцелярии поблизости не наблюдалось, не считая, конечно, Ислентьева. Но его заподозрить было не в чем.
Дальше мы ехали молча, духота в возке становилась все более нестерпимой, и я уже начал клевать носом, убаюканный мерным покачиванием, когда в окошке появилась довольная улыбающаяся физиономия Ржевского. Поручик появился со стороны Лизаветы Кирилловны, и, видимо, потому брови на его лице тут же начали вытанцовывать канкан; и усы вытянулись, словно стрелка компаса. Мадам Орлова по достоинству оценила этот жест, одаривая поручика обворожительной улыбкой.
— Сударыня, а что, господин премьер?майор спит?
— Господин премьер?майор не спит, — внятно произнес я. — Если вы хотите ко мне обратиться, будьте любезны подъехать с другой стороны.
— Вот же змеюка английская, — продолжая улыбаться, произнес Ржевский на «непонятном» мне русском языке. — Зарядить бы тебе в ухо, чтоб не пыжился. — Он тронул поводья, чуть придерживая коня, и через мгновение оказался у моего окошка.
— О чем вы только что говорили? — осведомился я по?французски.
— Я только хотел сообщить вам, что солнце в зените и пора бы уже делать привал.
— Хорошо, — кивнул я и добавил по?английски: — А желание заехать мне в ухо я тебе, кобелю, припомню при первой возможности.
— Простите, ваше высокоблагородие, не понял?
— Я говорю, что нам необходимо беречь солдат и коней и незачем тащиться по жаре.
— Простите, ваше высокоблагородие, не понял?
— Я говорю, что нам необходимо беречь солдат и коней и незачем тащиться по жаре.
— Так точно, господин премьер?майор! — выпалил поручик, глядя на меня с подозрением, и, дав шпоры коню, скомандовал привал.
Пережидая полуденный зной, мы расположились в лесной тени на небольшой поляне. Ислентьев, пользуясь моментом, притащил пару рапир, загодя прихваченных из Петербурга, и мы зазвенели клинками. Действительно, штаб?ротмистру было чему учиться. Он был горяч, суетлив и оттого, к немалому своему огорчению, то и дело ловился на вполне простые приемы.
… — Движения короче, — командовал я, — не размахивай руками, как ветряная мельница! Береги силы.
Ислентьев отступал, стараясь пунктуально выполнять мои указания, но через минуту вновь начинал отмахиваться оружием от мух, теряя логическую нить поединка. — Не так, Никита, опять не так! Прочувствуй, проживи каждое движение — оно не должно быть случайным. Фехтование подобно поэтической беседе, говорят, подобные были весьма популярны во времена Франсуа Вийона. Первый, кто не находит достойную рифму к последней строке строфы своего противника, кто не может продолжить состязание своей строфой, проигрывает. Ты снова горячишься! Подумай, что следовало сделать при такой атаке?
— Взять парад квартой? — виновато вздохнул Йслентьев.
— Можно и квартой, — согласился я. — Но лучше соединить кварту с обратным батманом. И вот когда твой клинок скользит по клинку противника, начинай поднимать кисть вооруженной руки вверх по дуге. — Мы проделали все сказанное. — Вот видишь, куда направлен мой клинок?
— В горло, — негромко произнес штаб?ротмистр, казалось, завороженный видимой простотой движения.
— Теперь тебе остается только дослать руку вперед. — Я коснулся острием клинка шеи ученика. — Понятно? Давай попробуй сам. Только, ради бога, не горячись. — Я взял клинок и согнул, проверяя его гибкость. — Вот послушай, что говорил великий испанский учитель дон Хайме д'Астарлоа: «Фехтование — это искусство, а не ссора между простолюдинами. Если настоящий джентльмен вынужден убить, то сделает это самым безупречным образом в защиту своей чести и достоинства». — Я чуть усмехнулся, вспоминая, что знаменитый учитель еще не появился на свет и даже дедушка его, которому суждено будет погибнуть в боях против Наполеона, еще вряд ли получил звание мальтийского рыцаря. — Все понятно? Начали!