«Й?и?и?и?ях?ха!» — разнеслось над степью. Жуткий пронзительный клич степняков?ордынцев, леденящий кровь своим первобытно?звериным звучанием. Я чуть замешкался, пытаясь понять, зачем нужен Лису такой экзотический способ моего пленения. Это промедление вполне бы могло погубить меня. Пятеро всадников на приземистых полудиких лошадках, в мохнатых остроконечных шапках, надвинутых по самые глаза, вынырнули из густых трав и, погоняя нагайками своих коней, понеслись в направлении, явно противоположном моему изначальному. Я вылетел из седла, как вылетает привязанный к дверной ручке зуб при соответствующем рывке, хотя густотравье слегка смягчило удар, моя спина сполна ощутила всю прелесть приземления и последующего движения в роли саней?волокуш.
В ту секунду, когда неизвестные всадники, заарканив свою добычу, погнали коней, спеша исчезнуть в ночной мгле, ехавший позади меня Питер, похоже, пришел к выводу, что все происходит не совсем так, как я ему обещал. Корректное пленение, о котором говорил Лис, явно не включало в себя ни арканов, ни столь экзотического способа перемещения по степи. Недолго думая, он завалился набок, а через секунду из?под брюха его лошади ударил выстрел. Разбойник, к луке седла которого был примотан аркан, взмахнул руками и откинулся в седле. Остальные тут же бросились врассыпную, еще ниже пригибаясь к конским холкам, чтобы по возможности уменьшить площадь мишени.
Это была всего лишь уловка: исчезнув из поля зрения моего меткого спутника, ордынцы развернут коней и, обойдя, атакуют с четырех сторон. Я знал это, но ничем не мог помочь Питеру. Мне самому приходилось уповать на его помощь. Я слышал, как с жутким воем бросились в контратаку степняки, но испугать Питера им было не под силу. Он мчался вслед за мной, не обращая внимания на преследователей. На мое счастье, легконогие гусарские лошади быстрее неприхотливых местных лошадок, и потому минуты три спустя я уже лежал на земле, едва переводя дыхание после своего короткого, но столь содержательного путешествия. Питер, с саблей в одной руке и пистолетом в другой, гарцевал около, готовясь принять, быть может, последний в своей жизни бой над телом поверженного господина.
Мерный стук множества копыт потряс землю. Возможно, к разбойникам шло подкрепление, но мне хотелось верить в лучшее.
Питер, с саблей в одной руке и пистолетом в другой, гарцевал около, готовясь принять, быть может, последний в своей жизни бой над телом поверженного господина.
Мерный стук множества копыт потряс землю. Возможно, к разбойникам шло подкрепление, но мне хотелось верить в лучшее.
— Это Лис, — прошептал я, теряя сознание.
— …Э?э, атаман, это наш пленник. Пугач обещал за офицера десять ружей дать.
— Ты шо буровишь, чуркестан немытый! Я этого золотопогонника уже неделю пасу.
Не знаю, долго ли я был без сознания и долго ли длился спор над моим бренным телом, но видно было, что высокие договаривающиеся стороны уже готовы схватиться за сабли и довести друг друга до полного консенсуса. Поведя глазами из стороны в сторону, я увидел Редферна. Проинструктированный заранее, он без сопротивления сдал оружие примчавшемуся на звук выстрела Лису и теперь стоял, спешившись, в ожидании разрешения спора.
— Питер, — окликнул я. — Помоги встать. Камердинер бросился ко мне, помогая подняться и растягивая петлю аркана.
«Славно начинается моя дипломатическая миссия», — с досадой подумал я, опираясь на руку камердинера истараясь принять строго вертикальное положение. В голове мутилось, и земля коварно пыталась ускользнуть из?под ног.
— У?у, как все плохо, — пробормотал я себе под нос, делая небольшой шаг в сторону Лиса. — Господин атаман! Я — флигель?адъютант императрицы Екатерины, премьер?майор Вальдар Камдил. Следую в ставку Пугачева с пакетом от государыни. Передаю себя в ваши руки и поручаю вам свою судьбу, полагаясь на воинское благородство и военный обычай, — произнес я по?французски, давая знак Редферну переводить.
При этих словах я вытащил свою шпагу и протянул ее Лису. Сказать по правде, для того способа передвижения, каким странствовал я после падения с лошади, шпага не лучшая спутница. На том месте, где рукоять соприкасалась с бедром, я ожидал увидеть изрядных размеров синяк в форме этого злополучного эфеса. Но в целом это нисколько не снижало драматизма мизансцены.
— Ну шо, малахай нечесаный, съел? — Лис сложил пальцы в древнеязыческий знак, отпугивающий нечистую силу. — Накося, выкуси!
Собеседник Лиса, по всей видимости, старший среди нападавших, обвел взглядом казаков и, сочтя невозможным решать вопрос с позиции силы, зло выругавшись, развернул своего конька.
— Я тебя еще найду, песий сын! — выкрикнул он по?татарски.
— Давай?давай! Устанешь от жизни, обращайся, — напутствовал его Лис. — Ну шо, посол, залезай на кобылу, поехали посылаться.
Как на Черный Терек ехали казаки,
Ехали казаки, сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей
во всю мощь своего зычного голоса выводил Лис.
— Эх, любо, братцы, любо, — подхватывали за вожаком казаки, —
Любо, братцы, жить.