— Конечно же, — утвердительно кивнул лорд Баренс. — Теперь она претендовала и на возможное наследство нынешнего графа Бристоля.
Я слушал, удивленно открыв глаза. Уж как?то все это не сочеталось с милым и нежным обликом леди Бетси.
— Не знаю уж, каким путем родственникам герцога Кингстона стало известно о проделках этой милой леди, — продолжал наш наставник, — но факт остается фактом. Безутешная вдова получила судебный иск за двоемужие. Руководствуясь духом закона, а может быть, и не только им, высокий суд лишил леди Чедлэй герцогского титула, оставив ее, впрочем, законной графиней Бристольской. Однако все состояние, завещанное супруге престарелым герцогом, осталось в ее руках как назначенное лично ей, а не женщине, носящей титул герцогини Кингстонской. Вот так?то. Но спустя некоторое время выздоровел неизлечимо больной Геруэй, что вовсе не обрадовало нашу спутницу, поскольку нынешний граф Бристольский обещался преследовать свою бывшую супругу в суде, пока в конце концов не упечет её в Ньюгейтскую тюрьму, даже если ему придется потратить на это все свое время и состояние. В результате этого светского скандала чрезвычайный посланник короля Георга с племянником плывут под французским флагом в Санкт?Петербург на борту роскошной яхты герцогини Кингстон. В далекий сказочный Санкт?Петербург, где бурые медведи бродят меж вызолоченных дворцов и где никто даже не подозревает о решениях английского суда верхней палаты, выкинувшего нашу любезную хозяйку за пределы светского общества. — Дядя развел руками, завершая свою речь.
— Да, но сорок пять лет?.. — Я вновь вернулся к вопросу, который, признаться, занимал меня более, чем дрязги из?за какого?то наследства и прежние амурные похождения прелестной герцогини.
— Здесь мы подходим к самой странной части истории Бетси Чедлэй. По слухам, курсирующим при дворе, месяца два тому назад, быть может, чуть более, стареющая красавица прошла полный курс омоложения у известного мага и великого копта, магистра всего и вся, ну, в общем, у самого Калиостро. Результат, как ты видишь, превосходит всякие ожидания.
— Такое возможно?! — недоумевающе глядя на Баренса, пробормотал я.
Тот пожал плечами:
— Жить в мире, не веря в то, что считается общепризнанным, крайне неблагодарное занятие. Я знаю, что у нас там, за зыбкой стеной этого мира, — он сделал неопределенный жест рукой, словно причисляя нас к воинству ангелов, — в лабораториях проводятся опыты подобного рода: кто?то что?то блокирует в гене, и организм перестает стареть, а еще есть клонирование, силиконы, золотая проволока под кожу. Кстати, говорят, подобным методом пользовалась еще доброй памяти царица Клеопатра. Для меня же все это непроходимые джунгли. Сегодня понятно только одно. Всякий просвещенный человек знает, что омоложение — процесс непростой, трудоемкий, но вполне возможный. И Калиостро в этом самый большой спец. Бетси Чедлэй тому прекрасный пример. И не она одна.
— Кстати, дядя Джордж, я все забываю вам сказать, что доктор, который лечил меня в Кале, был именно граф Алессандро Калиостро.
— И ты молчал? — нахмурился лорд Баренс. — Мой мальчик, запомни, о подобных людях надо докладывать, даже если их появление на первый взгляд ничего не значит или же обусловлено естественным ходом событий. Их появление всегда что?нибудь да предвещает. Это аксиома. Ты что?нибудь слышал из того, что он говорил?
— Да… Пожалуй, да… — Я мучительно напряг память, стараясь получше вспомнить все происходившее в каюте во время визита доктора.
Это аксиома. Ты что?нибудь слышал из того, что он говорил?
— Да… Пожалуй, да… — Я мучительно напряг память, стараясь получше вспомнить все происходившее в каюте во время визита доктора. Но надо сказать, данный им отвар отнюдь не способствовал усилению моей памяти. — Он едет в Петербург, кажется, через Митаву… По?моему, вы очень интересуете его. И еще, — я замолчал, перепроверяя в уме правильность моих наблюдений, — он разговаривал с леди Чедлэй так, — я запнулся, подбирая слова, — будто они не просто близко знакомы.
— Ну, это?то как раз понятно. Я думаю, после омоложения связь у них более чем тесная.
— Прошу прощения, милорды. — Питер Редферн, невозмутимо чинный, словно эталон английского камердинера, возник рядом с нами, будто фигура все отмеряющего времени на башенных часах городской ратуши. В руках у него был инкрустированный золотом небольшой складной столик черного дерева. — С вашего позволения, час завтрака. — Он установил передо мной свою поклажу и дал знак одному из дожидавшихся команды слуг принести второе кресло для лорда Баренса.
Приказание было выполнено молниеносно, и спустя мгновение он уже оглашал список блюд, выстраиваемых перед нами на столешнице.
— Поросенок, жаренный по?французски а?ля Пьерфон с арахисовым соусом, куропатка с артишоками и верченые куртусаны с чесноком и грецким орехом по?ангулемски…
Похоже, предлагаемое нам меню ограничивалось только площадью стола, а впереди еще ждал десерт и карта вин. Я с ужасом представил себе пьяного толстяка, страдающего сахарным диабетом, тяжело переваливающегося вниз по трапу в сиятельном Санкт?Петербурге, и эта картинка меня не порадовала. Полагаю, что Калиостро, выписывающий мне эту диету, имел в виду нечто другое. К тому же перехваченные мною взгляды матросов, бросившихся по команде капитана подбирать стаксель, навели меня на мысль, что обзаводиться брюхом, пожалуй, рановато. И уж, во всяком случае, небезопасно. Однако пока что голодный бунт на яхте, казалось, не намечался, и мы продолжали свою трапезу, сопровождая ее неспешной беседой.