Фон Ротт перевел взгляд с бляхи тайной канцелярии на меня, мучительно сжал губы в страдальческой гримасе.
— Оставьте пафос, вы еще не в застенках. Итак, у нас налицо измена родине, попытка устранения свидетеля матроса российского флота, попытка убийства офицера российского флота и… — Я сделал эффектную паузу. — Герман, простите, не знаю, как вас по батюшке. Самое интересное для тайной канцелярии: попытка государственного переворота, намечающаяся, если не ошибаюсь, на день Чесменского парада.
— Что за глупости вы говорите? — мрачно кинул фон Ротт.
— Не надо строить из себя идиота, — пожал плечами я. — Как вы думаете, почему я нахожусь сейчас перед вами, вместо того чтобы сидеть в Петропавловской крепости? А раненный мною сегодня Григорий Орлов по указу императрицы малой скоростью направляется в имение, где ждут его, можете мне поверить, весьма худые вести. Вы проиграли, фон Ротт, полностью и окончательно. Спасти вас от петли может только чистосердечное признание. Причем желательно до того, как его дадут все остальные участники заговора. Вы понимаете, о чем я говорю?
Адмирал молча кивнул.
Вы понимаете, о чем я говорю?
Адмирал молча кивнул. В дверях показался дворецкий с алебардой и несколько слуг с кочергами и метлами. Переполошенные выстрелом, они спешили на подмогу своему хозяину.
— Пшли вон, собаки! Тайная канцелярия! В Сибири сгною! — с неожиданным напором рявкнул мой ассистент.
Увидев бляху в руках Ислентьева, подмога поторопилась обратиться в бегство, дабы не искушать судьбу. Усмехнувшись неудаче деблокирующего маневра противника, я вновь обратился к адмиралу:
— Итак, послушайте мое предложение. Вы пишете чистосердечное признание о своем участии в заговоре, сообщаете все, что вы знаете на эту тему, без изъятия и добровольно, но, понятное дело, в сопровождении поручика, следуете в тайную канцелярию. Мы же со своей стороны в этом случае обещаемся забыть все остальные ваши грехи, что дает вам реальный шанс выпутаться из этой истории с наименьшими потерями.
— Разрешите я сяду, — обреченно выдавил фон Ротт.
— Хорошо, только без глупостей. Я не промахнусь.
На губы фон Ротта наползла кривоватая улыбка.
— В это я верю. — Усевшись, он подвинул к себе лист бумаги, чернильницу и, морщась от боли в правой руке, начал писать.
Покаянные записки фон Ротта отняли значительно больше времени, чем я рассчитывал. Герцогиня уже явно ожидала меня на балу, и несвоевременное мое на нем появление вполне могло грозить бедствиями и разрушениями ни в чем не повинной российской столице. Судя по беседе ее светлости с моим дядюшкой, настроена она была более чем решительно.
— Никита, — спросил я Ислентьева. — Ты сам здесь управишься?
— Я думаю, да.
— Вот и славно. Тогда я должен ехать дальше. Сейчас главное, чтоб Алексей Орлов не узнал о нашем визите до времени, — громко произнес я, рассчитывая донести слова не столько присутствующим в кабинете, сколько прятавшемуся за драпировкой дворецкому. — Нельзя его спугнуть.
Бал удался. Остатки сливок общества, вынужденные киснуть в Петербурге посреди лета, привязанные к городу либо делами службы, либо семейными обстоятельствами, беспорядочно бродили анфиладами особняка, представляя возможность собравшимся любоваться богатыми коллекциями минералов, носимых на груди, на шее, в волосах, в ушах, на запястьях и, быть может, даже на лодыжках, но любоваться этим изыском мешал фасон платьев. По танцевальной зале гордо дефилировали высокопоставленные защитники отечества, слепя глаза обилием высоких наград, так что попади на сегодняшнее празднество какой?нибудь астроном, он был бы подавлен и обескуражен таким количеством звезд, обретающихся не на своем месте.
Слухи в этом городе действительно распространялись быстро. Стайка кавалеров от корнета до ротмистра включительно, окружавшая герцогиню, заметно стаяла при моем появлении. Тем более что у благородного общества в этот момент сыскалось новое развлечение. Какой?то светский остряк незаметно засунул кусочек лимбургского сыра в карман камзола престарелого сенатора, и тот едва ли не волчком теперь крутился по праздничной зале, пытаясь отделаться от преследовавшего его гнусного запаха. Шутка имела грандиозный успех.
— Милорд Вальдар. — Леди Кингстон благосклонно склонила головку, озаряя меня дежурной улыбкой. — Я весьма рада вас видеть,
— Я обещал быть, ваша светлость. — Поклон мой был шедевром поклонного искусства. Думаю, не здесь, так в Китае такое должно было существовать. — Я не мог обмануть ваших ожиданий.
— Вы очень любезны, друг мой — Герцогиня подала мне руку для поцелуя. Я приложился к ней губами, оставаясь до конца галантным кавалером.
Во всей этой встрече был какой?то подвох. Не то чтобы что?то в ней было неправильно, но в словах и жестах хозяйки торжества я не чувствовал чего?то до боли необходимого. Искренности, что ли? Впрочем, вздохнув, я списал это на бальную суету.
Искренности, что ли? Впрочем, вздохнув, я списал это на бальную суету.
— Милорд Вальдар, — услышал я голос ее светлости. — Я была бы весьма рада, если бы вы написали несколько строк в моем альбоме. — Она протянула руку, почти повелевая сопровождать ее к столику, где на обозрение гостей была выставлена своеобразная книга отзывов и замечаний, обтянутая пурпурным сафьяном. — Посмотрите, — прошептала она, перелистывая страницы, проложенные тончайшей рисовой бумагой, — здесь расписывались замечательные люди. Вот это рука Вольтера, вот Поуп, это Дидро. Я вам потом как?нибудь расскажу о нем массу забавных вещей. Это написал король Георг, батюшка нынешнего короля Георга. А вот здесь автограф императора Фридриха. Да, обратите внимание, вот этот сонет посвятил мне лет девять назад ваш дядюшка. Прелестные стихи.