— И чем же дело закончилось? Я слышала, граф Григорий в ногу ранен?
— Верно, ваше величество. Да вот закавыка. — Безбородко явно замешкался, подыскивая слова. — Граф, того… сам себя в ногу ранил.
— И такое может быть? — В голосе Екатерины слышался неподдельный интерес.
— Может, ваше величество. Коли оружием владеть так, как сей лейтенант владеет.
— Да точны ли эти сведения?
— Вне всякого сомнения, государыня. Их офицер принес, за Камдилом наблюдать приставленный. Состоящий при тайной канцелярии лейб?гвардии гусарского эскадрона вашего поручик Никита Ислентьев.
Я выругался. Крепко и забористо. Так что мне могли позавидовать самые просоленные боцманы в ближайшей портовой таверне. Нет, ну каков стервец! А впрочем, чего же, собственно говоря, было ожидать? Неужто, попробуй племянник русского посланника поступить на английскую службу, его не снабдили бы хвостом. И все же Никита, Никита…
— Где сейчас лейтенант сей пребывает? — Голос Екатерины был суров и тверд, так что я начал подумывать о вариантах экстренного прощания с этими гостеприимными стенами.
— На гарнизонной гауптвахте, ваше величество. Ожидает вашего приговора.
— Вот что, хохол. Поединок, хоть и преступление, не может быть судим обыкновенными уголовными законами. А потому велю немедля отпустить храбреца! Завтра же пусть прибудет в Царское Село к двум часам. Желаю его видеть и разговаривать. А графу Григорию Григорьевичу передайте, что мы в большом волнении из?за его раны пребываем. Скажите ему также, что для скорейшего излечения его сиятельству нужен чистый сельский воздух, а потому пусть едет в имение свое и пред мои очи без вызова не является.
— Слушаюсь, государыня.
— А по пути отыщи моего флаг?капитана Верейского да укажи ему: пусть яхту к походу готовит. В Петергоф пойдем. Парад делать будем в честь пятилетия Чесменской победы.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Штирлиц знал наверняка. Но Наверняк об этом не подозревал.
Из записок партагеноссе
Я устроился на своем тюфяке поудобнее, ожидая, когда дежурный офицер отворит дверь моей камеры с сакраментальной фразой: «Милорд, вас ждут из подземелья». Отсутствие телефона стоило мне еще часов трех тюремного заключения, но не биться же головой о врата моей темницы с криком: «Я знаю, императрица повелела меня отпустить!» Томясь в ожидании, выдернул соломинку из тюфяка и, найдя место попыльнее, начал играть сам с собой в крестики?нолики. В этот день мне явно везло, победа каждый раз оставалась за мной.
— Ау, племянничек! Ты там еще не заскучал? — раздался на канале мыслесвязи бодрый голос лорда Баренса.
— Не то слово, — признался я. — Тоска зеленая! Дядя хмыкнул:
— Ну ничего. То, что ты сейчас увидишь, думаю, тебя повеселит.
— Что такое, вы едете в цирк?
— Скорее, цирк едет ко мне. Весь вечер на манеже герцогиня Кингстон собственной персоной.
— Милорд, откуда такая нелюбовь? В конце концов, леди Чедлэй не сделала вам ничего дурного. А сейчас она пытается помочь вашему племяннику. Тем более герцогиня же не знает, что у нас прямая связь, и полагает, что вы не знаете об аресте.
— Мой мальчик, вот уж воистину, посмотрите на герцогиню моими глазами и, как выражаются на Востоке, слушайте и не говорите, что вы не слышали.
В этот миг возникший перед глазами лорда Баренса Редферн доложил голосом, полным достоинства:
— Милорд, к вам леди Элизабет Чедлэй, герцогиня Кингстонская.
— Проси войти ее светлость.
Элизабет Чедлэй вплыла в кабинет лорда Баренса с той гордостью, с которой входит в торговый порт красавец крейсер.
— Миледи, — на мой взгляд, несколько излишне чопорно поклонился дядюшка.
— Милорд. — Бетси слегка склонила головку, приветствуя соотечественника. Хотя назвать ее в эту секунду «Бетси» язык как?то не поворачивался. Это была герцогиня Кингстон, графиня Бристольская и уж не знаю, кто еще, но никак не моя милая Бетси с ее ночными кошмарами и слегка печальной улыбкой.
— Я знаю, милорд, что меня не рады видеть в особняке посольства, но причина, по которой я была вынуждена пренебречь этим, весьма важна. И в первую очередь для вас.
— Слушаю вас внимательно, ваша светлость.
— У меня для вас плохие новости, милорд. Ваш племянник сегодня дрался на дуэли с графом Григорием Орловым. Граф ранен, а лорд Камварон заключен под стражу.
— Да, мне уже известно об этом печальном событии.
— И что вы намерены предпринять? — В тоне герцогини льда наличествовало больше, чем в антарктических морях.
— Я уже предпринял ряд шагов, — не замечая холодности в ее словах, ответил мой дядюшка.
— Не выходя из своего кабинета?
— Сударыня, мне лучше знать, как и что я должен делать.
— Милорд, арестован английский лорд, человек, подсудный только равным себе, дворянин древнего знатного рода. Более того, арестован ваш родственник. Ему грозит тюрьма, а возможно, и смерть. Вы же толкуете о каких?то шагах! На дуэли ранен фаворит императрицы. Вы понимаете, что это означает?
— Несомненно,
— И сидите здесь?!
— Миледи, я польщен, что вас так заботит судьба моего племянника. Однако…
— Однако мне вспоминается бал герцога Уэстморлендского восемь лет назад и ваши пылкие признания. Мне бы не хотелось думать, что сегодняшняя бездеятельность продиктована мелочной ревностью.