Мы пришли в себя только утром под радостное пение птиц, приветствующих восход солнца. Одежды на нас было не более чем на русалках, и головка Бет покоилась на моем плече. Очнувшись ото сна и оценив свое положение, она густо, до пунцовости, покраснела и, пытаясь как?то прикрыться, бросилась собирать разбросанную по поляне одежду. Передо мной была герцогиня Кингстон, волею чар занесенная на русалочью поляну. Казалось, в ней не осталось ровным счетом ничего от той девушки, с которой ночью мы нашли цветущий папоротник.
— Проводите меня к карете, милорд, — произнесла она ледяным тоном. — Невзирая ни на что, надеюсь, вы сохранили остатки благородства, — жестом, исполненным достоинства, она подала мне руку, — и не воспользуетесь моей минутной слабостью.
Карета леди Элизабет Чедлэй ожидала там же у постоялого двора, где мы ее и оставили. Но теперь рядом с ней стояла еще одна, на дверце ее красовался овальный итальянский щит, увенчанный графской короной. В гербовом поле из пламени выходил расправляющий крылья феникс. «Сгорая — рождаюсь» — гласил девиз на ленте вокруг щита.
— Граф Калиостро, — как?то испуганно произнесла Элизабет Чедлэй. — Я не думала, что он поедет за мной.
Завидев нас, идущих по дороге, великий магистр распахнул дверцу кареты и соскочил на землю с истинно неаполитанской живостью.
Завидев нас, идущих по дороге, великий магистр распахнул дверцу кареты и соскочил на землю с истинно неаполитанской живостью.
— Миледи, — раздраженно начал он, едва раскланявшись со мной, — с вашей стороны было весьма неосмотрительно отправляться в путь без охраны. Здешние дороги небезопасны. С вашего позволения, я буду счастлив сопроводить вас обратно в Петербург.
Не дожидаясь ответа, он бросился к нам, буквально оттесняя меня от леди Чедлэй, спеша помочь ей забраться в карету.
— Да, милорд Вальдар, — Калиостро повернулся ко мне, едва моя спутница оказалась в карете, одаривая меня улыбкой в тридцать два карата, — я еще не поблагодарил вас за ту неоценимую помощь, которую вы оказали в спасении моего имущества. Не окажись вы рядом… Кстати, что привело вас в мой флигель?
— Искал средство от головной боли, — буркнул я.
— Средство от головной боли? Ну конечно… А не знаете ли вы, что искали у меня грабители?
Роль простака пока что меня вполне устраивала. Конечно же, грабители искали во флигеле нечто ценное, вряд ли бы они пришли туда в поисках смысла жизни. А вот что для них было ценно — это другое дело. Я пожал плечами, словно пытаясь вспомнить список похищенных вещей.
— М?м… Золотая табакерка с изумрудами, пара бонбоньерок, серебряный ножичек для резки бумаг… Да, вот еще! Инкрустированный ларец из черного дерева.
Калиостро побледнел:
— Вы точно видели, что они брали ларец?
— Абсолютно точно.
— Вместе с бумагами?
Вернее было бы сказать, что коварные похитители собирались стащить бумаги без ларца, обратно в ларец я сложил их собственноручно, но это были детали, посвящать в которые столь занятого человека мне показалось неуместным. Великий магистр грязно выругался себе под нос на звучном неаполитанском диалекте. Похоже, грамотность жуликов его решительно не устраивала.
— Еще раз благодарю вас, — кивнул он и, заскочив в карету герцогини, сделал знак отправляться.
Я стоял на дороге и смотрел вслед удаляющимся экипажам. Ярдов через сто карета Бетси остановилась, она вышла и, подойдя к дереву, свешивающему свои ветви прямо на дорогу, отломала одну из них. Экипажи вновь тронулись и исчезли вдали, лишь ветер пробежался по листве, как пианист по клавишам, и стих, оставляя после себя дурманящий запах липы.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Если женщина не сдается, она побеждает, если сдается, диктует условия победителю.
Карел Чапек
Кареты исчезли вдали, а я стоял, глядя вслед, понимая, что теряю что?то очень важное, теряю, быть может, безвозвратно. Граф Калиостро, которого язык не поворачивался назвать злым гением, все еще был у меня перед глазами. Мне никак не удавалось понять, что в действительности представляет собой этот человек. Я был благодарен ему и за себя, и за Баренса и потому не мог держать на него зла, но в то же время чувствовал, да нет, знал, что их отношения с Бетси Чедлэй окутывает жуткая тайна, что он имеет какую то странную, загадочную власть над ней и в той игре, которую ведет великий магистр, жизнь девушки, да и любая другая жизнь, значит что?то лишь в том случае, если может быть использована для достижения ему одному ведомых целей. Я не сомневался, что Бетси Чедлэй не та, за кого себя выдает, я не сомневался, что стараниями графа она и сама не в силах вспомнить, кем была на самом деле. Я был уверен, что вся эта комбинация с ее омоложением и дальнейшим прибытием в Россию была только ходом для того, чтобы поближе подобраться к Екатерине. Псевдо?Фике, обнаруженная мной во флигеле Калиостро, не оставляла сомнений в том, какая участь ожидала государыню, доверься она россказням о возврате юности и подпусти к себе хитроумного итальянца на расстояние прямой слышимости. Но что нужно было этому человеку? Власть над Россией? богатство? Вряд ли.
Но что нужно было этому человеку? Власть над Россией? богатство? Вряд ли. Ведь не стала же девушка, занявшая место герцогини Кингстон, холодной и расчетливой авантюристкой, какой мне описывал ее лорд Баренс. Смогла бы бедная горничная из Митавы убедительно подменить государыню? Ни за что бы не смогла. Значит, конечная цель была где?то глубже. Но где? Власть как таковая не слишком интересовала непоседливого маэстро тайных знаний, она была очень обременительна для него. Деньги? Тоже не похоже. После ряда удачных авантюр он ничуть не нуждался в средствах, к тому же авторитет, которым пользовался Калиостро в масонских кругах, предоставлял ему практически неограниченный кредит. Тогда что же? Ответа не было. Пыль уже улеглась, а я все смотрел на дорогу в ожидании чуда.
— Ваша милость, вы уже на ногах? — Редферн, чисто выбритый, как подобает образцовому слуге, стоял возле меня в ожидании распоряжений. Увлеченный своими мыслями, я не заметил, как он подошел. — Прикажете нести умывание? — спросил он. — Вода уже нагрета.