Я буквально выхватил емкость из рук Питера и начал жадно вливать в себя ее содержимое.
— С вашего позволения, милорд, мы уже готовы отправляться. Штаб?ротмистр Ислентьев прислал денщика сообщить, что конвой ждет вашего приказа тронуться в путь. Позвольте совет, милорд. Коль вы желаете ехать сегодня, вам следует поспешить. Не то придется ночевать посреди леса. Почтовые станции стоят в полудне пути друг от друга, а других мест, где можно остановиться на ночлег, вы поблизости вряд ли найдете.
— Мы едем немедленно. — Я поставил опустевшую кружку на стол. Боль потихоньку начала отступать, все еще пульсируя в висках, однако давая возможность мыслить довольно ясно. — Спасибо, Питер, ты меня буквально спас.
— Всегда к вашим услугам, милорд.
— Да, вот еще, скажи, ты готовить умеешь?
— Да, милорд. Вы уже пробовали мою стряпню на яхте у леди…
— Вот и прекрасно. Постарайся по дороге научить этому свою супругу. Не дай бог, в дороге не успеем добраться до постоялого двора, не хотелось бы умереть от заворота кишок.
— Слушаюсь, сэр. Хотя, если изволите заметить, приготовление пищи не слишком пристойное дело для женщины такого знатного рода.
— Гнить в каземате еще непристойнее. Потому пойди поторопи свою дорогую жену, собирать ей особо нечего. Да вот еще, следует докупить каких?нибудь платьев попроще, петербургские фасоны ей не по чину. И в путь.
— Даже не попрощавшись?
Я грустно усмехнулся.
— Полагаю, прощание уже состоялось. Так что, Питер, поспеши.
Мы выехали из Петербурга часа через полтора. Два десятка ахтырских гусар, сопровождавших посольство, гарцевали на невысоких буланых лошадках, возбуждая неподдельный восторг у жителей столицы и крестьян своими расшитыми золотым шнуром ментиками, экзотическими киверами, похожими на удлиненные турецкие фески, и начерненными, как смоль, усами, торчащими в разные стороны, словно шпаги. Зеваки провожали наш конвой до самой заставы, строя невероятные догадки на его счет. Воистину, гусары — не лучшая компания для конспиративной поездки. Но выбора не было.
Наш отряд хорошей рысью двигался в сторону Москвы, чтобы где?то на полдороге сменить коней на корабль и по каналу, прорытому велением Петра, идти в Волгу и далее, до Казани, где нынче находилась ставка полковника Михельсона. Дорога обещала быть однообразной и тоскливой, но это, впрочем, беда всех дорог, особенно когда путешествуешь по казенной нужде, то есть слишком быстро для того, чтобы изучать местные нравы, и слишком медленно, чтобы забить время в пути из пункта А в пункт Б какой?нибудь очередной голливудской ерундой.
Солнце медленно тянулось по небу на запад, и вечер крался за нами серым мохнатым волком, норовя преградить дорогу. Как и предрекал Редферн, почтовая станция показалась вдали, когда уже совсем смеркалось. Я отдал приказ останавливаться на ночлег. Дневная жара наконец?то спала, уступая место вечерней прохладе. Я ощутил себя много лучше. То ли лечебная настойка, которой поил меня Питер, то ли чистейший лесной воздух наконец?то истребили проклятую головную боль, и теперь, невзирая на пройденный путь, я чувствовал себя удивительно свежим, словно вырвавшимся из какого?то каменного плена. «Все уходит, — говорил великий мастер Ю Сен Чу, — все уходит, потому что жизнь — это движение, а остановка — это смерть.
И когда все уходит своим чередом, нет повода грустить. Надо радоваться, что все идет именно так. Тот же, кто идет, обратив глаза вспять, не двинется вперед и не вернется назад. Он остановится и, следовательно, умрет. Иди вперед, мой мальчик, и путь в десять тысяч ли начнется у тебя под ногами».
Я горько усмехнулся. Сердце мое горело огнем. Душа рвалась обратно в особняк у Измайловского моста, как будто там оставалось еще что?то недосказанное и недопонятое, а тело устремлялось вдаль, куда?то к мифической Гиперборее, где, по уверениям древних, обитают одноглазые люди, разъезжающие на диких лошадях, и где рождается северный ветер несущий в дуновении своем холодную смерть.
— Ты сегодня грустный, Вальдар, — подъехал ко мне штаб?ротмистр Ислентьев, посверкивая новыми знаками различия и звеня чеканной уздечкой своего жеребца. — Что?то случилось?
— Да нет, — покачал головой я, — просто неважно себя чувствую. Съезжу погуляю, развеюсь.
— Один? — Ислентьев удивленно поднял брови.
Я показал на пистолеты в ольстредях и клинок у пояса.
— Не волнуйся, с разбойниками я как?нибудь управлюсь, а заблудиться в лесу мне с детства не удавалось.
Никита вздохнул.
— Видишь ли, у меня поручение везде следовать за тобой, не оставляя одного. А кроме того, разбойники — это полбеды. Даже волки, кабаны и медведи, которых в здешних местах тьма?тьмущая, тоже не беда, а вот коли леший тебя водить начнет, тогда пиши пропало.
Я уставился на своего приятеля так, будто он сообщил мне, что дальше мы поедем на автобусе.
— Друг мой, что ты такое говоришь? Какой леший?
— Тс?с, ты его громко не зови, у него в лесу везде уши, Поверь мне, Вальдар, не стоит тебе никуда ехать. Особенно сегодня ночью.
Я смотрел на него с нескрываемым интересом.
— А чем сегодняшняя ночь отличается от вчерашней?