— Я поддерживаю мнение графа Григория Григорьевича, — произнес я, — на мой взгляд, арьергардного боя не избежать.
— А вот скажи мне, Камдил, — повернулся ко мне Пугачев, — какого рожна англичанам здесь надо?
Силой воли я сделал вдумчивое лицо, чтобы скрыть предательскую улыбку. Думаю, Корнуоллиса, Гоу и им подобных вопрос, какого рожна здесь надо невесть откуда взявшемуся русскому царю, занимал ничуть не меньше.
— Англичане — народ практичный, — пояснил я. — Они вложили в освоение этих земель немалые деньги и желали бы получить с этих денег прибыль.
— Ну а американеры?
— Американеры тоже народ практичный. Они считают, что поскольку им выпало здесь родиться, то земля эта безраздельно принадлежит им, а стало быть, никакого резона делиться прибылями нет.
— А мы тоже народ практичный. Мы здесь никаких прибылей не ищем. Мы сюда пришли жизнь сделать такою, какова она богом от века положена. И в том вся наша выгода, весь наш резон. Земля, вода, воздух — они Божьи и человеку Господом в дар даны. Ни одна живая душа ими владеть права не имеет. Потому как все люди единого бога дети и все его дар с благодарностью, с земным поклоном принимать должны. На том стоять будем.
— Ржевский скачет, — перебивая «государя», крикнул Лис. — Галопом идет, видать, вести недобрые, раз так торопится.
Бригадир Ржевский осадил взмыленного коня возле «государя» и, спрыгнув наземь, едва не повалился с ног от усталости.
Бригадир Ржевский осадил взмыленного коня возле «государя» и, спрыгнув наземь, едва не повалился с ног от усталости.
— Что случилось, говори скорее, — нахмурился Пугачев, глядя на смертельно вымотанного гусара.
— Переправа через Потомак перекрыта, — срывающимся от долгой скачки голосом произнес тот. — Мы там с индейцами все обшарили — вроде тихо. Чероки притащили «языка», американского лейтенанта, он и сознался: сегодня в ночь склоны ущелья займут какие?то стрелки Джексона, уж и не знаю, кто это такие. А на том берегу за мостом нас будет ожидать в полном составе корпус генерала Освободительной армии Горацио Уильяма Гейтса.
— Стрелки Джексона, — пояснил я, — из своих кентуккских винтовок отстреливают с двухсот ярдов голову спрятавшейся в снег индюшки.
— Двести ярдов. — Орлов сдвинул брови на переносице. — Это почти вдвое больше дальности выстрелов наших ружей.
— Ну, вот и дождались, — пробормотал себе под нос Пугачев. — Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Ладонь, полную золота, тяжело сжать в кулак.
Аксиома боксерских промоутеров
Легкоконная бригада генерала Доманского в этот день покрыла себя неувядающей славой. Уланы и коннокарабинеры под белым польским орлом обрушились на пехоту Корнуоллиса с кличем «Аще польска не сгинела!», обращая краснокафтанников в бегство, захватывая орудия и зарядные ящики. Драгуны Клинтона, посланные на выручку пехоте, отогнали было улан, но стоило им увлечься преследованием противника, не принимающего боя и разлетающегося в разные стороны, подобно фейерверку, как на потрепанную колонну с противоположной стороны с гиканьем и свистом налетели индейцы?тускарора в своих живописных пернатых головных уборах и наводящей ужас боевой раскраске. Они засыпали англичан стрелами, рубили томагавками, в общем, изо всех сил делали их жизнь безрадостной и короткой. Но стоило Корнуоллису развернуть орудия, стоило пришедшим в себя британским пехотинцам выстроить некое подобие строя, а возвращающимся драгунам попытаться атаковать индейцев, как те бросились врассыпную, оглашая округу дикими воплями.
Но торжество противника было явно преждевременным. Собравшиеся воедино эскадроны бригады Доманского уже вновь неслись на спешно перестраивавшихся англичан, подобно пчелам, отгоняемым от меда. Такая карусель продолжалась почти до самого заката, когда же солнце уже нависло над Аппалачами, генерал Корнуоллис приказал войскам остановиться и разбить лагерь, опасаясь двигаться дальше. Мы выиграли полдня и по крайней мере ночь.
Военный совет заседал в «мавританском дворце» миссис Мерилин Эвандерс. Горящие в канделябрах свечи покачивали зыбкими язычками пламени, выхватывая из полумрака то одно, то другое тревожное усталое лицо, придавая дополнительную суровость и почти таинственность этому совещанию. Вожди Великого Похода спорили наперебой, до хрипоты отстаивая свое мнение, то стуча кулаком об стол, то вновь мирясь и пожимая друг другу руки.
— …У нас явное преимущество в артиллерии, — перекрикивая собеседников, бушевал Григорий Орлов. — Тем более что морские орудия, снятые с линейных кораблей, Корнуоллису перекрыть будет нечем. Мы можем организовать артиллерийскую засаду и обратить англичан в бегство.
— Корнуоллис не станет бегать, — возражал я. — Это очень опытный генерал, это нельзя недооценивать. Даже если вы заставите его отступить, он отойдет и будет ожидать, пока армия втянется в ущелье. Вот тогда он даст бой на выгодных для него позициях.
— Послушайте! — Григорий Орлов, багровея, сжал кулаки. — Что это вы расхваливаете своих англичан, Господин генерал?поручик?
— Тихо, Григорий! Угомонись! — Граф Орлов?Чесменский вытащил изо рта дымящуюся трубку.
— Камдил прав, Корнуоллис не дурак. Он на твои пушки в штыки не пойдет, не та манера. Это тебе не русский солдат, чтоб на «ура» в самое пекло лезть. Британец подождет, пока ты к нему спиной повернешься, а затем тебя так в задницу пнет, до самого Потомака лететь будешь.
— А там тебя армия Конгресса в объятия примет, но уже скорее всего без пушек. Потому как двадцатичетырехфунтовые корабельные орудия и пудовые мортиры ты на передки не зацепишь, а стало быть, быстро не уволочешь, — добавил Лис, разгоняя рукой облако табачного дыма, висевшее в зале.