— Это он верно придумал. Среди казаков масонство не в заводе. Да только где я ему двадцать тысяч казаков?то сыщу. Они, поди, не на грядках растут…
— Король Георг обещает широкие морские привилегии для России. К тому же он пишет, что король Франции Людовик XVI тайно помогает инсургентам оружием и людьми.
— Морские привилегии для России вещь полезная. Ежели Англия для нас навигацкий акт отменит, из того большая польза проистекать будет. Да и Людовику нос укоротить не мешало бы, чтобы не совал его в чужие дела. Да только казаков где взять? Хотя… — Екатерина помедлила. — Есть тут у меня одна мысль. Бредовая, но отчего бы не попробовать?
Даже по закрытой связи было слышно, что мысль, пришедшая в голову императрице, была весьма ей по вкусу.
— Что, если мы в Америку отошлем Емельку Пугачева с его разбойниками? А вдобавок еще и своих масонов отдадим.
— Что, если мы в Америку отошлем Емельку Пугачева с его разбойниками? А вдобавок еще и своих масонов отдадим. С правом казнить их лютой смертью, коли брыкаться станут.
Безбородко явно был ошеломлен подобным предложением.
— Мысль великая, государыня, — придя в себя, выдавил он. — Да вот только как сие предприятие свершить?
— Это твоя забота, голубь мой. Думай. Завтра мне свои соображения изложишь. Есть ли еще дела?
— Никак нет, ваше величество.
— Тогда свободен. Да, вот еще что: найди?ка Циклопа, пусть сходит к князю Васильчикову да выгонит его из дворца. Пускай тот катит в Москву и впредь до моего повеления не возвращается. И вот, — Екатерина сделала паузу, видимо, обдумывая слова, — разузнай?ка мне поболе о том английском офицере, который меня на балу собой закрыть тщился. Как там его, то бишь?
— Вальдар Камдил, ваше величество, лорд Камварон.
— О нем самом, душа моя. А теперь иди, я нынче притомилась.
Связь исчезла так же внезапно, как и появилась, видимо, наш соглядатай был вынужден срочно покинуть свой наблюдательный пункт.
— По?моему, у тебя есть шанс занять место фаворита, — задумчиво произнес Баренс. — Что ж, это дает нам определенные выгоды.
При этих словах все съеденное нынче взбунтовалось и начало поступательное движение к горлу. Я лихорадочно затряс руками, не имея возможности иным способом продемонстрировать свое несогласие.
— Милорд, может, мне лучше вернуться в Англию? Там меня всего лишь обезглавят, — выдавил я, когда ко мне снова вернулся дар речи.
— Успеешь, мой дорогой, пока ты нужен здесь. К тому же это всего лишь мои предположения и место в императорской постели тебе еще никто не предлагал. А сейчас помолчи. Мне нужно обдумать услышанное.
Он задумался и до возвращения в английское посольство не проронил ни слова.
Полночь висела над городом ровным серым покрывалом, и вдоль прешпекта дул ветер, сгибая деревья и пропитывая листву невской сыростью.
— Однако уже поздно, — задумчиво глядя на циферблат своих часов, отметил лорд Баренс.
Восковые свечи неслышно оплывали на бронзу канделябра, скрывая белым занавесом наготу резвящихся нимф.
— Я думаю, можно выпить по рюмочке коньяка и ложиться в кровать. Надо непременно сказать Редферну, чтобы он положил туда грелки. Терпеть не могу спать в холодной и сырой постели. Кстати, тебе рекомендую тоже позаботиться об этом. — Лорд Джордж поднялся и достал из пузатого голландского буфета бутыль с прозрачной темно?янтарной жидкостью. — Прекрасный французский коньяк, — мечтательно глядя на содержимое сосуда, произнес мой дядя. — Остается только жалеть, что у нас не умеют делать таких великолепных напитков. Теперь возьмем кусочек лимона, посыплем его тертым шоколадом — это лучшая закуска к коньяку. Как говорит один мой знакомый: сие есть единственный резон, оправдывающий существование Франции. — Он разлил жидкость по рюмкам. Со стороны могло показаться, будто, неспешно повествуя мне о ритуале поглощения спиртного, Джордж Баренс присутствует в каждом произнесенном слове, но я имел возможность наблюдать его уже довольно долго и потому мог биться об заклад, что истинные мысли моего дяди все еще не вернулись из Царского Села.
— Милорд, — произнес я, дождавшись, пока его милость выпьет свой коньяк и закусит его лимоном, — надо что?то делать с Редферном.
— Что именно, друг мой?
Я даже несколько растерялся.
— Ну?у… поговорить. Узнать, что он скрывает.
— А зачем? Каждый человек что?то скрывает. У каждого в шкафу свой скелет. У одних это скелет канарейки, у других это скелет слона. Во многом это зависит и от объема шкафа, который вы себе можете позволить.
Ты думаешь, он шпион? — продолжал наставительно мой дядя. — Я весьма сомневаюсь в этом. Но предположим, что ты прав. И что же? Он видел, что ты его разоблачил. Ему остается либо бежать, но сие затруднительно — дом хорошо охраняется; либо убить вас, меня, остальную прислугу, посла, его секретаря, стражу… Сие тоже не назовешь поступком большого ума. Но если он честный человек, силой обстоятельств вынужденный скрывать свое истинное лицо, — можете мне поверить, мой дорогой Вальдар, он сам придет сюда, чтобы все рассказать, ибо больше идти ему некуда. А как я понял из ваших слов, опасность, представшая пред ним, выше его сил. Хотите лучше узнать человека, испытайте его доверием. Если желаете, можем держать пари, что я прав.
В дверь негромко постучали.