— А без красивостей? — перебил меня Григорий Орлов.
— Чероки прекрасно знают горы и реку, они могут обойти посты американеров и, переправившись через Потомак, зайти в тыл генералу Гейтсу.
— Их всего шестьсот человек, — произнес граф Орлов?Чесменский. — Даже если прибавить к ним тускарора, с которыми они не воюют, все равно будет чуть больше тысячи. Этого явно маловато, чтобы заставить Гейтса покинуть такую удобную позицию. К тому же вы забыли о стрелках, которые ждут нас в ущелье.
— Слезы Дев, — негромко промолвил Калиостро, дотоле не проронивший ни слова на военном совете.
Все уставились на него, явно не понимая, о чем говорит великий магистр.
— Нам помогут Слезы Дев. Мне нужен вождь катобов Звенящий Ручей. Его отряд пристал к нам позавчера. Небольшой отряд в шестьдесят воинов. — Калиостро говорил размеренно, словно не видя никого из присутствующих в зале. Глаза его были устремлены на пламя горевших перед ним свечей, и отблески их плясали в глазах графа так, будто в зрачках его неведомым огнем бушевал скрытый от людских взоров пожар. Даже неразлучный с графом бушмейстер, дотоле мирно спавший на коленях Калиостро, проснувшись при звуке голоса хозяина, поспешил отвести свой немигающий взгляд от этих глаз.
— Мамай, — тихо позвал Пугачев, — ну?тка, пусть кто?нибудь разыщет мне этого вождя.
Только мигом, некогда рассусоливать.
— Когда белые люди ступили на земли индейцев, — распевно начал великий магистр, — для вольных племен настали черные дни. Много храбрых воинов сложили свои головы в боях за земли своих предков. Много прекрасных девушек напрасно раскрашивали свои лица знаками ожидания героя, возвращающегося домой с победой. Некоторые из них сами становились воинами и искали смерть в бою. Иные же уходили сюда, в горы, в священную пещеру, чтобы оплакать погибших и горючими слезами залить свою боль. Но когда?то должен настать день, и Слезы Дев спасут из западни белых людей, пришедших дать свободу индейцам. И этот день уже близок. — Он немного помолчал, глядя на пляшущие огоньки свечей. — Нет. Этот день настал.
Минут через пятнадцать после этой сцены запыхавшийся Мамай доложил:
— Вождь Звенящий Ручей прибыл. Прикажете принять?
— Зови скорее, — кивнул Пугачев.
Звенящий Ручей, довольно высокий худощавый индеец, с тонким лицом и орлиным носом, с длинными черными волосами, забранными в две косы, перекинутые через плечи на грудь, вошел в залу и поднял руку, приветствуя собравшихся. Лицо его было покрыто красной краской из смеси охры и киновари с медвежьим жиром, лишь на впалых щеках зигзагами тянулись полоски естественного цвета кожи да от волос по лбу до правого глаза тянулась белая тонкая полоска наподобие шрама. Всю эту живописную картину довершало белое перо со срезанным наискось верхом и окрашенной в красный цвет линией среза.
Старый индеец?чероки, одним из первых прибившихся к нам, пытался объяснить мне сложную систему знаков различия и боевых наград местных племен. Признаюсь честно, осилить эту премудрость с ходу мне не удалось, но кое?что я все?таки запомнил. Так, допустим, это самое перо означало перерезанное врагу горло. Четыре параллельные линии на рубахе были свидетельством того, что носивший ее храбрый воин четырежды сделал «ку», то есть прикоснулся к груди живого противника кончиком копья, пучки же разноцветных волос, свисавшие с пояса вождя, говорили сами за себя. Вероятно, прежние обладатели этих причесок много могли бы порассказать о боевом искусстве Звенящего Ручья, когда б еще способны были говорить.
Ни я, ни кто другой из пугачевского генералитета ни на секунду не удивился, когда Калиостро заговорил с индейцем на его родном языке. Похоже, один только вождь, не ожидавший подобных познаний, мог бы быть изумлен ими, но ему было не до того. С самого начала беседы он, не спуская глаз, смотрел на своего собеседника, ласково поглаживающего голову огромной змеи. Когда же слова великого магистра достигли его сознания, вождь простерся ниц перед Калиостро, но, поднятый его словами, затараторил возбужденно и радостно, а затем, не обращая внимания, кажется, ни на кого из присутствующих, бросился прочь из пугачевского штаба.
— Что это было, почтенный лекарь? — изумленно спросил император, когда Звенящий Ручей в буквальном смысле утек бесследно.
— Вождь сказал, что сбылось предсказание великого индейского шамана Летящего Сокола, данное им полтора века тому назад. Он говорил, что настанет время племенам забыть свою вражду и обиды и выступить всем вместе. И что пещера, в которой плакали девы, находится в двух милях отсюда, и вождь почтет за честь провести нас туда. Потому что в предсказании сказано: «Белый лекарь со змеей, пришедший из?за моря, вернет индейцам мир, свободу и закон на землях предков».
Мы мыли золото на берегу Потомака. Точнее, тщательно делали вид, что моем золото. В этой картине все было фальшивым: фальшивые старатели фальшиво мыли фальшивое золото. Настоящими были только берег Потомака да солнце, поднимающееся из?за горизонта. Я старательно тряс дырявым медным тазом, в котором и без того уже колотилось несколько золотистых самородков. Слева и справа от меня так же усердно звенели тазами Калиостро, Редферн и еще несколько примкнувших к армии американских масонов.
В то время как мы тщательно симулировали кипучую деятельность, бесшумный, словно призрак, отряд Звенящего Ручья рассыпал в прибрежных водах Потомака то, что именовалось у индейцев «слезами дев», удаляясь все дальше от безмятежно спавшего лагеря генерала Гейтса. Я сидел на берегу рядом с немалой кучей самородков, насыпанных в старую солдатскую треуголку армии Конгресса, и вспоминал наше ночное путешествие к индейскому святилищу.