Я нахмурился. Похоже, мысли моего собеседника уже приобрели четкую направленность, и это была направленность в койку на ближайшем постоялом дворе.
— И все же, поручик, повторяю вам еще раз, я не желаю вас видеть рядом с этой женщиной. Я не желаю, чтобы вы разговаривали с ней, и уж тем более не желаю, чтобы вы пытались совратить ее. Можете воспринимать это как приказ. Если же вас что?то не удовлетворяет, я готов дать вам сатисфакцию в первый же день после выполнения данного мне поручения.
Признаться, я не надеялся, что поручик тут же примется неукоснительно выполнять приказ, как и не надеялся запугать его возможной дуэлью. Передо мной был человек явно не той породы, которую вообще можно было чем?то запугать, но что еще я мог сделать?
Оставив Ржевского под наблюдением толмача, я пересел из седла в походный возок, в котором ехала Елизавета Кирилловна.
— Сударыня, насколько я понимаю, вы собираетесь погубить и меня, и себя. Зачем вы флиртуете с поручиком? Вы хотите, чтобы он понял, что вы такая же кухарка, как я министр финансов? Не забывайте о своем положении.
— Вы странный человек, господин премьер?майор. Сначала я сочла вас своим другом, коль скоро вы помогли мне освободиться из рук палачей узурпаторши, но вышло иначе. Вы сами взяли меня в плен и теперь содержите как пленницу. Вы говорите, что мой супруг бежал, и тут же обещаете доставить меня к нему. Почему я должна вам верить? Быть может, это какая?то дьявольская уловка Екатерины? Она мастерица на всякие коварства. А вы, насколько я успела понять, ее величества флигель?адъютант, — произнесла она тоном, которым в лондонских кабаках окликают гулящих женщин. — Быть может, вам поручено было изобразить похищение, чтобы не дать истинным друзьям помочь мне.
— Каким еще друзьям? — досадливо бросил я.
— Неужели вы думаете, что у родной внучки императора Петра в этой стране не найдется верных людей, готовых рисковать своей жизнью ради ее свободы?
Я пожал плечами:
— Пока что всем этим рискую я.
— Я вам не верю, — надменно произнесла «пленница». — И потому оставляю за собой право выбирать себе друзей.
— О Господи! — вздохнул я. — Вот уж воистину, ни одно благодеяние не остается безнаказанным. Сударыня, что бы я ни сказал, вы все равно не желаете меня слушать. Если вы не верите, что я вам не враг, — воля ваша. Доказывать что?либо я не намерен. Скажу вам лишь одно: если замечу, что вы пытаетесь обольстить поручика или еще кого?нибудь из конвойной команды, — в ближайшем городе сменю весь конвой, и впредь буду делать то же самое в каждом гарнизоне, пока мы не доберемся до места. — Я собирался еще что?то сказать, но в этот момент включилась связь.
— Говори, хохол, с чем на этот раз пожаловал.
— Ваше величество, известный граф Калиостро, маг и целитель, третьего дня прибывший в Санкт?Петербург, просит назначить ему день аудиенции.
— Что надобно мошеннику?
— Сие мне неведомо. Но в своем прошении он пишет, будто обладает великими секретами, кои для вашего величества большой интерес иметь могут.
— Что еще за секреты?
— О том лишь Калиостро ведомо. Но вот что хочу сказать: вчера на Вторую Адмиралтейскую[2] из особняка герцогини Кингстон сволокли трех грабителей, коих ваш флигель?адъютант Камдил словил в покоях означенного графа. Так через два часа туда пожаловал человек от генерал?поручика Потемкина и всех троих с собой у вез. Вот я и думаю, не те ли самые секреты любезный Григорий Александрович в дому у Калиостро искал.
— Секреты, секреты… Своих секретов, что ли, не хватает! Чего Камдила?то к Калиостро понесло?
— Так графов флигель рядом стоит. Они оба в особняке герцогини Кингстон проживают.
— Вот оно что. Но Камдил?то вестимо. Как я слыхала, у него с герцогиней амуры. А Калиостро чего там поселился?
— Так ведь, с позволения вашего величества, он же ж того… ее светлость вновь в девицу превращал. Она ж с вашим величеством одного года…
— Молчи, дурак! — послышался обиженный окрик Екатерины. Это был окрик возмущенной женщины и уж никак не великой государыни. Да и кому приятно сознавать, что одногодка твоя выглядит юной девушкой, когда ты уже не в силах прятать морщины у глаз и отвисающие щеки.
— Прошу прощения, ваше величество, я не хотел…
— А правду ли рассказывают, будто бы Григорий Потемкин на супругу графа глаз положил?
На канале воцарилась гробовая тишина.
— Ну, что молчишь? Язык проглотил? — возмущенно прикрикнула императрица.
— Ну, что молчишь? Язык проглотил? — возмущенно прикрикнула императрица.
— Говорят люди, — с неохотой произнес Безбородко, — да мало ли, что говорят.
— А что они говорят?
— Мол, у Елагина весь вечер он от нее не отходил, а давеча графа с супругой к себе приглашал, как раз в то время, когда воры у того дом шуровали.
— Вот оно как. У Елагина вечер, кажись, позавчера был? Это когда у Потемкина так голова болела, что он из Царского уехал? Экий прохвост! Вот что велю: в аудиенции отказать, Калиостро из Петербурга выслать вместе с супругой. Коли хочет в России быть, пусть в Москву отправляется, тамошних дураков морочить. А как он есть великий магистр масонский, Шувалову скажи, чтоб присмотр за ним учинил, и коли что за ним сыщется, — в острог его немедля.