Сергей не думал уже вообще ни о чём — он просто смотрел. Вот сейчас в проходе покажется гнедая голова… Распахнутся створки ворот, и высокая гнедая лошадь, вышедшая на манеж, «нулём» отпрыгает весь маршрут. И ускачет под аплодисменты… как положено опытному турнирному бойцу, да ещё в умелых руках… Швед-то прыгать мастер, это мы уже видели… Вот тебе и двести процентов! И голова на отсечение!.. И главное — тогда где же Заказ? Всё-таки у цыган?..
В проходе, перед самым выходом на манеж, действительно возникла голова гнедого коня…
Сергей вздрогнул и окаменел.
— Спортсмен исключается из соревнований из-за неявки на старт! — прогремел усиленный электроникой голос. — На старт приглашается…
Сергей понял, как чувствуют себя помилованные на эшафоте.
В манеж выехал всадник на гнедой лошади. Но — не швед.
— Вот вам и ещё одно доказательство, — тихо проговорил Панаморев. — Тоже, правда, косвенное…
— А я было подумал — совсем крыша поехала… — Голос у Сергея дрожал. — Неужели, думаю, всё ж таки обознался? Ан нет… Нет, не мог…
— Пока всё за нас. — Панама положил Серёжке на плечо руку. — Ну, двинули. Дела делать надо.
Они подошли к судейской. Охранник, стоявший у входа, решительно преградил им дорогу. Антон вытащил удостоверение. Бдительный страж изучил панаморевскую «ксиву» внимательно и с уважением, но внутрь всё равно не пустил. Лишь обернулся и окликнул мужчину, с рацией в руках стоявшего у одного из столов:
— Александр Владимирович! Вас тут спрашивают!
Директор встрепенулся, вопросительно глянул на незнакомца и, заметив рядом с ним Аню, приветливо улыбнулся, шагнув к выходу из судейской:
— Аннушка? Что-нибудь случилось? Проблемы?.. — Панама представился, и лицо директора стало сразу серьёзным: — Чем могу?..
Антон Григорьевич немедля взял быка за рога.
— У нас чрезвычайно серьёзное дело, так что прошу уделить нам несколько минут. Желательно не здесь…
— Какого рода дело? — Директор напрягся, как усталый лис, вновь заслышавший вдали рога псовой охоты. Ему и так следовало быть в пяти местах одновременно, а тут ещё…
— Касающееся одной из лошадей. И действительно серьёзное, — подчеркнул Панама.
— Друзья мои!.
Ему и так следовало быть в пяти местах одновременно, а тут ещё…
— Касающееся одной из лошадей. И действительно серьёзное, — подчеркнул Панама.
— Друзья мои!.. — Теперь на лице Александра Владимировича было форменное страдание. — Через одного всадника у нас перепрыжка. Всего шесть человек. А потом я целиком и полностью в вашем распоряжении… Понимаете? Пе-ре-прыжка…
Панама вопросительно покосился на Аню, и Аня кивнула. Смысл слова «перепрыжка» оставался покрыт мраком неизвестности, но Антон Григорьевич понял — для конников это было нечто столь же важное, как для него самого — вещественные доказательства.
— Хорошо, — уступил он. — А где мы потом вас найдём?
— Приходите в оргкомитет. Я предупрежу секретаршу, она сразу вас в кабинет ко мне… Договорились?
Панама предполагал дожидаться директора либо в том же кафе, либо ещё где-нибудь, где можно будет продолжить разговор с Серёжей и Аней, а то и заново пересмотреть лежавшие в портфеле бумаги… Но не судьба. Свихнутые конники немедленно нашли рядом с судейской ложей свободные места на трибуне — и, видимо продолжая «знаменитое питерское гостеприимство», задались целью объяснить дремучему невежде суть таинственной перепрыжки.
Неохотно устроившись на трибуне, Антон Григорьевич впервые как следует присмотрелся к конкурному полю… и ощутил где-то глубоко внутри тот особенный трепет, который испытываешь, встретившись с настоящим . Будь то картина Рубенса, или песни Высоцкого, или… вот эти устрашающие, по полтора метра, заборы — и люди верхом на великолепных, одно другого краше, животных. Люди, сумевшие превратить достаточно странное, с точки зрения современного технократа, занятие в искусство самого высокого толка…
Вот выехал на золотистом коне седовласый спортсмен. Судя по тому, как публика его принимала, — всадник высочайшего класса и вероятный претендент на победу. И в самом деле, первые несколько препятствий он взял совершенно играючи. Но Аня опытным глазом отследила нечто, для Панамы совершенно невидимое, и предрекла:
— Ой, рискует-то как… не упал бы… У него Малинник недавно болел, только-только восстановился…
Лучше бы она этого не говорила! Конь на манеже ни дать ни взять услышал её и немедленно вспомнил о своём нездоровье. Очередной прыжок… и в момент приземления ноги у Малинника подломились. Невесомый клубок рыжих мышц, вдруг ставший беспомощным и очень тяжёлым, в полном смысле слова грянулся оземь. Человек в алом рединготе перелетел через голову лошади…
Антон сжался, словно от удара. Так, будто сам пролетел кувырком и распластался в желтовато-буром песке… Он испытал величайшее облегчение, когда всадник и конь благополучно поднялись на ноги и стали отряхиваться.
Аня же отозвалась на падение именитого спортсмена загадочной фразой:
— Ох ты!.. Ну, Наташе теперь за двоих…
Панама хотел спросить, что она имела в виду, но сразу забыл. Золотого Малинника сменил на поле иссиня-вороной жеребец под седлом спортсмена-армейца…