— Ну вот, — Любаша потрепала коня по гриве. — Отдохни чуток, малыш… — И пояснила для Лены: — Я очень сильное обезболивающее ввела, вот сразу и полегчало.
Та заметно оживилась:
— Значит, что? Есть шансы… что всё будет в порядке?
— Сейчас мы его подкормим… — Люба не спешила обнадёживать. — Сил-то небось за трое суток мучений никаких почти не осталось?
И она скрылась в дежурку, чтобы минут через десять вновь появиться с огромным шприцем в руках.
— Ой, как в «Операции «Ы»»… — прошептала девчонка, державшая повод, но почему-то не захихикала, а лишь сделалась необычайно серьёзной. Ей самой случалось подставлять зад под уколы, когда в школе делали прививки. Этого шприца с запасом хватило бы на весь их класс!..
— Тоже в вену, — пояснила Любаша. — Глюкоза и всякие там питательные растворы.
Конь, казалось, блаженно дремал, отдыхая от боли. Он даже не шелохнулся, когда очередная игла вошла в его тело…
Жидкость медленно убывала в огромном цилиндре шприца системы «Жанэ». Несколько раз её уровень доходил почти до самого дна, и тогда доктор Люба доливала ещё. Но вот всё закончилась, всё ушло в вену несчастного Мишки.
— Теперь послушаем, что у нас внутри деется… — Любаша опять приникла ухом к боку коня. Долго молча слушала… и наконец с чувством произнесла: — Та-а-ак!
— Ну что, тётя Люба? — неуверенно спросила девочка. Тоненькие пальцы, стиснувшие повод, от волнения побелели.
Любушка улыбнулась. Первый, наверное, раз за этот кошмарный вечер.
— Бог есть! — провозгласила она. — Похоже, заворота всё ж таки нет… Чуть появилась перистальтика в ободочной… И тонкий отдел заработал, а это симптом уже неплохой… Видно, завал кишечника очень сильный…
В эту минуту девочка приняла твёрдое жизненное решение учиться на пятёрки и поступить после школы в ветеринарный. Чтобы в далёких конюшнях не мучились, погибая неведомо от чего, подобные Мишки. Она очень серьёзно спросила:
— Что такое завал?
— У меня случай был… — объяснив, припомнила Люба. — На шестьдесят сантиметров кишечник закупорился, представляешь? Ничего, пробила… — Она потёрла лоб рукавом, стирая вновь появившийся пот и гоня мысли о добавочной порции феномина. — Правда, погиб он всё-таки…
Колику сняли, а тут-то симптомы столбняка и пошли… Я на вскрытии «свою» часть кишечника внимательно рассмотрела…
Эта синюшно-багровая, со следами растяжек, едва не лопнувшая кишка долго потом снилась ей по ночам.
Девочка пугливо спросила:
— А может, и у нас?.. Тоже… столбняк?!
— Да ну тебя, плюнь! — посоветовала Любаша. — Просто очень сильные колики. Он у вас, случаем, ничего постороннего не наелся?
— Да он!.
Он у вас, случаем, ничего постороннего не наелся?
— Да он!.. Он, мерзавчик, ночью вылез из денника… и почти мешок отрубей сожрал, брюхо несытое!.. Палку ему, а не доктора посреди ночи…
Было видно, что Лена очень хотела бы осерчать на пройдоху-коня. Но на болящего злиться уже не могла.
— Надо вашему коню… — начала было Любаша…
И увидела, что Мишка опять заскрёб ногой по земле.
— Чёрт!!! — закричала она. — Я-то думала, обошлось!.. Перистальтику ему хотела включать, а он… Надо же, опять началось…
Любаша стала очень серьёзной и бегом помчалась в дежурку…
Карусель завертелась. Снова уколы. Потом растирания живота жёсткими сенными жгутами. Тёплое растительное масло в желудок через носоглоточный зонд. Мыльные клизмы одна за другой — с каждым разом на пол-литра больше предыдущего. И наконец — ректальный массаж… Для тех, кто не знает — это когда доктор, сняв курточку (и практически всё, что под курточкой), по плечо всовывает руку лошадке под хвост. В горячие, тесные, пахучие недра. Извлекает наружу всё, что там накопилось. Запускает внутрь воздух. Движением руки провоцирует движение в кишках…
…Как это страшно, когда, кажется, уже все средства испробованы — и без толку… Проходит полчаса, дай Бог сорок минут, — и колики неотвратимо возобновляются… Боль, снова боль… Измученное животное еле стоит на ногах и откровенно покачивается, когда его пытаются на ходу повернуть…
Небо над поляной в лесу, где расположилась конюшня, начало заметно светлеть. Через часик выглянет солнце. Любаша сидела в дежурке на кровати, застланной пёстрым ватным одеялом, и отхлёбывала маленькими глоточками горячий чай. Мысли о добавочной таблетке возвращались снова и снова.
— Что ж делать-то?.. — Лена вкривь и вкось кромсала лежавший на дощечке батон. И наконец решилась: — Может… Славика с ружьём позвать? Он у нас на все руки мастер… что свинью, что корову…
Славиком, как поняла Любаша, звался живший по соседству лесник. Она вообразила дремучего бородатого дядьку: вот он приходит с ружьём и наводит стволы на безропотного, кроткого Мишку… оторвала невидящий взгляд от поверхности тёмной, исходящей паром жидкости в чашке, сжала зубы и хрипло выговорила:
— Подожди! Пулю в ухо всегда успеешь…
— Да что ж он так мучается?.. И мы с ним… Четвёртые сутки пошли…
— Подожди, я сказала! И без истерик мне тут!
Лена всхлипнула и отвернулась к окну, где в предрассветном пепельном свете словно истаивал неподвижный мышастый конёк посередине двора. После очередного обезболивающего укола он заснул и всё ещё спал — до очередного приступа. Рядом, зябко кутаясь в ватник и уронив на колени стриженую головку, сидела на земле девочка. Уже другая. Первая, совершенно выдохшаяся, спала за спиной у Любаши. Силы детские не бесконечны…