Пожилой джентльмен изо всех сил делал вид, будто спокойно подрёмывает в кресле, уже приведённом, согласно инструкции, в вертикальное положение.
Только руки, стиснутые на массивной пряжке пристяжного ремня, выдавали напряжение. Он вслушивался в переменчивую мелодию самолётных турбин и лишь изредка приоткрывал глаза, чтобы недовольно посмотреть сперва на часы — долго ли осталось страдать? — а потом сугубо мельком в иллюминатор. Шхеры Стокгольмского архипелага проявлялись впереди куда медленнее, чем ему бы хотелось. У седоусого джентльмена был вид человека, спешащего на безотлагательную встречу и заранее раздражённого возможной задержкой. Он снова закрыл глаза и отрешённо откинулся на спинку кресла…
…Громкий дружный смех, неожиданно прорезавший напряжённый гул двигателей самолёта, заставил очнуться. Василий Никифорович сердито открыл глаза и посмотрел за проход, туда, где обосновалась компания иностранцев. Прямо против Цыбули сидел молодой скандинав, светловолосый, усатый, с открытым мужественным лицом. Выставочный экземпляр потомка викингов, ни убавить, ни прибавить! Парень что-то весело рассказывал обернувшимся в креслах друзьям. Василий Никифорович не понимал языка, но даже без знания шведского всё стало ясно в секунды. Жесты и мимика не оставляли сомнений. «Викинг» переносил самолёт ничуть не лучше Цыбули, а может, даже и хуже. До тошноты, до унизительного общения с гигиеническим пакетом. Что, понятно, порождало проблемы, ведь перелёты, в том числе международные, на Западе — такая же привычная норма жизни, как у нас электрички. И мучился парень, пока случайно не открыл самое простое и надёжное средство: от души похохотать над собственной слабостью…
Зато вот теперь сидел с баночкой холодного пива в руке и вовсю травил анекдоты, изредка поглядывая в иллюминатор и указывая пальцем на возникавшие внизу знакомые контуры островов, и гнусная дурнота не смела к нему подступиться.
«А я чего? — с внезапной ревностью подумал Василий Никифорович. — Я-то какого героя-панфиловца изображаю?.. И в Питер пока летел из Ростова, и теперь вот… Перед ними выпендриваюсь?..»
Он ехал за рубеж не впервые. И давно понял, в чём разница между российским руководителем и западным бизнесменом. Россиянин застёгнут на все пуговицы, он внешне неприступен и несокрушим, но таит в кармане нитроглицерин, потому что десять лет не был в отпуске — а как же, ведь без него производство немедленно встанет, а то и вовсе развалится… Европеец ходит в мятых джинсах и тенниске, поскольку знает толк и в работе, и в отдыхе, и инфаркт ему не грозит, ибо хорошо отлаженная фирма даже в отсутствие шефа тикает как часы…
«Викинг» заметил взгляд Цыбули, дружески улыбнулся ему и сделал жест пивной баночкой, как будто предлагал тост. Василий Никифорович неожиданно для себя самого ответил традиционным жестом русского выпивохи: средние пальцы согнуты, а большой и мизинец делают вид, будто поддерживают стакан.
— Скооль!.. [72] — засмеялся швед. Цыбуля торжественно кивнул ему и отвернулся к окошку. Нитроглицерина в кармане он пока не носил, а джинсы покоились внутри сданного в багаж чемодана. Вот только вряд ли они ему пригодятся. Василий Никифорович летел в Стокгольм вовсе не ради неофициального дружеского общения…
«Ту-154» пробил последний слой реденьких облачков, нацелился на полосу и выпустил шасси, и панорама за иллюминатором как-то вдруг утратила глубину и объём: взгляд с небес стал взглядом с балкона обычного здания. Облака снова сделались высокими и недостижимыми, мелькнули внизу деревья, кусты, стала различимой трава… Самолёт коснулся и побежал по бетону, и турбины страшно загрохотали на реверсе, осаживая мчащуюся машину. Молодые скандинавы дружно зааплодировали, благодаря экипаж за безукоризненную посадку. Цыбуля оглянулся в иллюминатор и увидел, что крыло самолёта встопорщилось блестящими перьями, упиравшимися в густой плотный воздух… Директор «Свободы» вновь ощутил подступившую дурноту, но тут необузданный бег лайнера перешёл в стадию спокойного качения по бетонке, чудовищный рёв двигателей сменился неторопливым гудением, а подкрылки с закрылками попрятались обратно в недра крыла: и не догадаешься, сколько всего только что оттуда торчало.
Цыбуля оглянулся в иллюминатор и увидел, что крыло самолёта встопорщилось блестящими перьями, упиравшимися в густой плотный воздух… Директор «Свободы» вновь ощутил подступившую дурноту, но тут необузданный бег лайнера перешёл в стадию спокойного качения по бетонке, чудовищный рёв двигателей сменился неторопливым гудением, а подкрылки с закрылками попрятались обратно в недра крыла: и не догадаешься, сколько всего только что оттуда торчало. «Ту-154», снова не оправдавший свою репутацию самого аварийного, с достоинством проследовал по рулёжной дорожке. Мимо британских, немецких, французских собратьев. И замер против висевшей в воздухе «гармошки» раздвижного пассажирского коридора. Приехали!..
Международные аэропорты, сколько видел их Василий Цыбуля, все похожи один на другой. Ты уже не на небе, но ещё вроде как не совсем на земле (или наоборот). Ты определённо уже не в России, но ещё не вышел на все четыре стороны в Швецию (либо опять-таки наоборот). Отбывающие подсознательно мандражируют перед полётом, даже если на маршруте не ожидается ни Бермудского треугольника, ни террористов; прибывшие — таково свойство путешествий по воздуху — чувствуют себя слегка ударенными пыльным мешком… и этим вовсю пользуется чуткая к человеческой психике торговля. Василию Никифоровичу показалось, будто он вышел из самолёта прямо посреди столичного универмага в разгар предпраздничной распродажи. Налево — «Tax free», прямо — «Currency exchange», направо — «Ирландский паб»… у полукруглой стойки которого, кстати, не наблюдалось ни единого свободного места. Все боролись за свободу Ирландии. «Они что тут, с шести утра не жрамши самолёт ждут? — неодобрительно подумал Цыбуля. — Или живыми добраться не чаяли — скорей отмечать?..» Никаких указателей насчёт того, как пройти на паспортный контроль, за багажом и на таможню, Василий Никифорович не заметил и решил руководствоваться «муравьиной дорожкой» — двинулся следом за всеми. Этакий седоусый плейбой, загорелый до черноты миллионер, налегке завернувший в сентябрьскую Швецию отдохнуть от надоевшей жары тропических пляжей…