Любаша вылезла из машины и коротко поинтересовалась:
— Где можно расположиться?
— На конюшне, в дежурке… Там у нас светло, чисто, — засуетилась девушка Лена. Та самая, что звонила по телефону, а потом, распираемая стремлением хоть что-нибудь делать, вместе с водителем Валеркой встречала Любашу у «Озерков». — А то можно в дом, я сейчас только…
— Нет, мне чтобы к лошадке поближе. Из окна, если что, понаблюдать за ней.
— Тогда, конечно, в дежурке. Там и розетки есть, плитка, чайник… Вы, наверное, чайку с дороги? Валерка, пока мы вас в «Озерках» ждали, тортик купил. «Шоколадный принц». Колбаски, булочки свежей…
— Вы вещи мои в каптёрку пока. — Любаша извлекла из баула фонендоскоп и направилась к четвероногому страдальцу. Тот приподнял голову и обречённо посмотрел на нового человека. Даже при скудном освещении выглядел бедолага далеко не блестяще…
В дверях конюшни замаячило ещё несколько встревоженных девичьих рожиц. Лена передала им Любашин баул и пластиковый пакет с лекарствами. То и другое было принято благоговейно.
— Идите, — напутствовала она, — чайник доктору поставьте…
— Какой чайник? Ведро пускай греют!.. — Любаша оторвала ухо от бока лошади. — Ну что?.. Хреново тебе, малыш?..
Она провела ладонью по лбу конька, между глаз к челке. Мишка доверчиво подался навстречу ласкающей руке и как бы в знак согласия прикрыл глаза.
— Знаю, малыш, хреново… Ладно, потерпи чуть-чуть. Попробуем… может, полегчает! — И деловито повернулась к Лене, стоявшей рядом: — Плохо дело! Ободочная кишка молчит. Абсолютно! Дай Бог, чтобы заворота не было… Он валялся у вас, ложился? Как вёл себя всё это время?
— Поначалу ложился в деннике, даже валялся… потом, когда заметили, уже не давали. Третьи сутки так с ним «в поводу» и ходим. Девчонки из сил выбились…
В этот момент конь стал резко выгибать поясницу и нервно заскрёб передней ногой по земле.
— Ну вот, опять началось… — застонала Лена.
— Господи, бедненький!.. — На её глазах опять закипели слёзы. — За что же тебя так?..
Было видно, как резкая, жестокая боль буквально рвала коня изнутри.
— Води! Не давай ложиться! — властно крикнула Люба. — Палкой лупите, что хотите делайте, а ложиться не позволяйте!..
Если животное в таком состоянии ляжет, тем более станет кататься — тут-то завал, пищевая пробка, закупорившая кишку, и превращается в заворот. При котором в наших условиях мучительная гибель коня, увы, становится неизбежной…
— Всё поняли?.. Где мой баул?
Привезённая дядей Валерой молодая женщина, такая хрупкая, бледная и никак не похожая на серьёзного доктора, кричала и распоряжалась не хуже школьной математички. Девочка, державшая коня, встрепенулась и потащила его за собой:
— Ну, Мишка! Мишук!.. Пошли, маленький! Ну?! Кому говорят!..
В детском неустоявшемся голоске прорезались твёрдые нотки. Но Мишка идти не хотел. Он хотел лечь. Может, если перевернуться на спину и подрыгать ногами, удастся раздавить боль, точно назойливого слепня?.. Девочка подхватила с земли прут и стегнула конька, вынуждая двинуться с места. И привычка слушаться победила. Мишка сделал шаг, затем другой…
Любаша выскочила во двор, держа иглой вверх большой одноразовый шприц. Толстая игла была прикрыта пластиковым колпачком.
— Закрутку надо?
— Да нет, он смирный у нас… А теперь и сил, наверное, нет… — Лена забрала повод из рук девочки, которая с трудом, но таскала за собой еле двигавшегося коня. Перехватила покороче, фиксируя тем самым Мишкину голову… и спросила — как показалось Любаше, тускло, совсем обречённо: — В вену будете?..
Остановленный конь снова начал скрести ногой и даже попробовал подогнуть задние ноги, чтобы наконец-то улечься…
— А ну стой! — страшным голосом заорала Любаша. И тут же совершенно по-другому добавила: — Потерпи, миленький… сейчас полегчает…
Это прозвучало мягко, с искренним состраданием к чужой боли. Конь, будто поняв её, замер… Господи, как ей самой хотелось бы сейчас растянуться прямо тут, на земле… закрыть глаза и лежать, лежать… не шевеля ни рукой, ни ногой… Два коротких энергичных движения резко пахнущей ваткой по шее — и игла, предварительно снятая со шприца, вонзилась в пережатую, вяло взбухшую под пальцами вену. Из полого обушка тотчас побежали алые капли.
— Надо же, с первого раза!.. — Лена с новым уважением смотрела на Любашу, медленно и плавно нажимавшую на бегунок шприца. Прозрачная жидкость убегала в кровяное русло, неся облегчение. — Другие никак попасть не могли… говорили, уже вены ослабли…
Из дверей конюшни появилась новая девочка. Она торжественно несла на вытянутых руках ещё три пластиковых шприца — разного объёма, с разноцветными жидкостями внутри. Любаша, едва оборачиваясь, безошибочно хватала их и продолжала колоть несчастного Мишку. Один — опять в вену. Другой в подгрудок — подкожно. Третий в круп — внутримышечно…
— Ну вот… Посмотрим теперь… Вода согрелась?
Девочка опрометью бросилась в конюшню.
— Я вам чем-нибудь… — обратилась к докторше Лена. — Любовь… Простите, как вас по отчеству?
— Да просто Люба. — И немедля последовало очередное краткое указание: — Если вода согрелась, поставьте в нее бутылочку масла.
— И немедля последовало очередное краткое указание: — Если вода согрелась, поставьте в нее бутылочку масла. Пусть тоже греется…
Через несколько минут коню стало легче. Он успокоился, перестал выгибать поясницу и скрести ногой по земле. Вытянул и опустил шею. Прикрыл глаза и, как показалось Лене, с облегчением вздохнул…