На том конце долго не отвечали. Наконец трубка отозвалась заспанным мужским голосом — в половине десятого вечера директор Сайского ипподрома уже спал. Ничего удивительного: вставал-то он в четыре утра.
— Алло?..
— Владимир Наумович?
— Да, я… Кто это?
— Наумыч, ты куда моего коня дел?
— Какого коня?.. Кто говорит? — Директор ипподрома явно как следует ещё не проснулся.
— Цыбуля.
Последовала короткая пауза. Владимир Наумович Цыбулю знал преотлично. Если Дед поднимает с постели и без предисловий накидывается с вопросами, это ничего радостного не сулит!
— Охренел ты там, что ли? — спросил он раздражённо. — На кой мне твоя лошадь сдалась?.. — Однако наезжать на «Луковицу» не рекомендовалось категорически, и Владимир Наумович сбавил обороты: — Слушай, Василь Никифорыч, ну что ты ахинею несёшь посреди ночи? Такой сон досмотреть не дал… Может, утром на свежую голову поговорим?
— Два дня назад, — мрачно сказал Цыбуля, — с твоего ипподрома увезли мою лошадь.
— Погоди, погоди… Которую? — Сайский директор окончательно понял, что поспать ему не дадут. — Кто увёз? Куда?..
— Вот это я и хочу у тебя выяснить. Что вообще на твоём ипподроме творится?..
Владимир Наумович даже обиделся:
— Что творится? Работаем!
Если бы не железная хватка директора Ковалёва, не его изворотливость и находчивость, — давно бы уже стоять Сайскому ипподрому закрытым. А он жил, и вроде даже неплохо, несмотря на тяжёлые времена. Дорожка, во всяком случае, была одна из лучших в России. Однако достижения собеседника Цыбулю в данный момент волновали меньше всего:
— Я вижу, как вы работаете, мать вашу!.. Где мой Заказ?
— Какой заказ?.. А-а, Заказ… дербист ваш…
В трубке опять повисла пауза. Цыбулино сердце буквально выскакивало из груди: «Ну скажи мне, скажи, что он в деннике у себя сено жуёт…»
Ковалёв не сказал.
— Лошадьми у меня производственный отдел занимается, — услышал Василий Никифорович. — Ещё мне не хватало каждому коню хвост крутить, уж ты извини. Давай-ка лучше я тебе утречком, как на службу приду…
— Хорош ты хозяин, если лошадь из-под боку свели, а ты ушами прохлопал! — рявкнул в трубку Цыбуля. — Ты проверь, жена-то рядом? Может, тоже украли, пока ты без задних ног дрыхнешь?
Владимир Наумович невольно посмотрел на постель. Жены рядом не было. Ах ты, чёрт старый!.. Ещё как услышал в трубке — «Цыбуля», — решил: что бы там ни случилось, он сдержится. Не взорвётся. Да куда!.. Зацепил-таки ядовитый Дед за живое. Где эту дуру-жену черти…
Прислушался.
В гостиной тихо бормотал телевизор. «Успокойся, Рикардо… Исабель беременна наверняка от тебя…»
Владимир Наумович про себя сосчитал до пяти и почти спокойно произнёс в трубку:
— Ты можешь наконец объяснить, что произошло? А то кудахчешь тут, как…
— Не кудахтал бы, если бы сам понимал, что к чему, — повторил Цыбуля устало.
Где эту дуру-жену черти…
Прислушался.
В гостиной тихо бормотал телевизор. «Успокойся, Рикардо… Исабель беременна наверняка от тебя…»
Владимир Наумович про себя сосчитал до пяти и почти спокойно произнёс в трубку:
— Ты можешь наконец объяснить, что произошло? А то кудахчешь тут, как…
— Не кудахтал бы, если бы сам понимал, что к чему, — повторил Цыбуля устало. — Пока известно одно — два дня назад с твоего ипподрома какой-то сукин кот увёз моего коня. Якобы по моему распоряжению. А куда — до сих пор никто не…
— Погоди. — Сайский директор приподнялся на локте, плотнее устраивая трубку около уха. — Точно, было что-то такое… В производственном ещё удивлялись: конь после скачки толком высохнуть не успел, а ты уже за ним коневоз… Чего, мол, ждать от Цыбули, как есть аферист, загодя представителя снарядил: выиграет Заказ — забрать; проиграет — пускай в Мухосранске нашем живёт, кому такое дерьмо нужно…
Колкость была налицо, но Василий Никифорович пропустил её мимо ушей:
— Не посылал никого я, Владимир! Не посылал… Украли коня. Понимаешь? Пойми же ты наконец, о чём толкую! Украли его!.. А коню этому цены нет…
И такое горе прозвучало в голосе Деда Цыбули, что вот тут до директора ипподрома всё дошло сразу и полностью. Он сел на кровати, провёл пятернёй по немедленно взмокшей седоватой шевелюре и заговорил в трубку совсем другим голосом — спокойно, по-деловому:
— Ты, Василь, вот что, ты погоди бушевать. Сейчас всё выясним про твоего… Ты дома будешь? Жди у телефона. Я тут производственный отдел на ноги подниму. Машину за тренером твоим Петром Ивановичем снарядим… Разберёмся, что как, и тебе перезвоним из конторы. Лады? Ну, будь. До связи…
Через полчаса на ипподроме в окошке директорского кабинета загорелся свет. Несколько раз подъезжала и отъезжала машина: поднятый по тревоге шофёр привёз тренера, доставил бухгалтеров, собрал по всему Сайску сотрудников производственного отдела. Началось форменное дознание — по всей строгости, даже со стенограммой. Вытащили все документы: телеграмму за подписью «В. Н. Цыбуля», доверенность со слегка размазанным названием предприятия на печати, но зато с реально читающимся словом «СВОБОДА»…
…И без большого труда выяснилась картина обычного российского пофигизма. Доверенность была отпечатана на компьютере. Все подписи — сугубо неразборчивые. Акт передачи лошади не составлялся, ведь уезжала она вроде бы в родное хозяйство из отделения, этому же хозяйству принадлежавшего. Когда в бухгалтерии выписывали накладную, то воспользовались паспортными данными, указанными в доверенности, а «живьём» паспорт якобы Цыбулиного представителя никто, как выяснилось, в руках не держал. Оно и понятно — все знали Деда Цыбулю, и связываться с ним ради перепроверки желания ни у кого не возникло. По принципу «не буди лихо, пока оно тихо»…