— Людям футбол смотреть не даёшь, а сам с красивыми девушками болты болтаешь?.. — осведомился Борис.
Оказывается, официальной владелицей «Мерседеса» числилась пятидесятишестилетняя женщина, обитавшая в коммунальной хрущобе на Будапештской. О, Господи!.. Пенсионерка вообще вряд ли догадывалась, какой крутой собственностью располагает. Можно было дать голову на отсечение, что «Мерсюк» эксплуатировался по доверенности. Но вот кем?..
Антон ещё раз со всеми мыслимыми подробностями описал Смирнову бандитов. Назвал кликуху «шкафа» — Плечо. Даже, напрягшись, уверенно сообщил, что вертлявый скорее всего носил контактные линзы — по блеску глаз, по зрачкам… Не помогло. Не те были шишки, чтобы Борис помнил их описания. А база данных…
Распрощавшись со Смирновым, Панама некоторое время смотрел на замерший телефон. Ушибленная в драке нога болела нещадно, он принялся её растирать… И в это время телефон опять зазвонил. Как-то очень вежливо и деликатно…
— Панаморев слушает!
— Антон Григорьевич, здравствуйте ещё раз… — Мягкий баритон в трубке показался смутно знакомым. — Плещеев беспокоит. Помните? «Эгида-плюс»…
— Конечно, помню. Очень приятно…
— Антон Григорьевич, извините за поздний звонок, но нас попросили оказать вам всяческое содействие. У вас, я слышал, кое-какие вопросы возникли…
Антон мысленно спросил себя, что за содействие может ему, работающему с питерской Горпрокуратурой, оказать какая-то охранная фирма.
Однако… у иных подобных контор корешки тянутся весьма-а-а глубоко… Настолько глубоко, что плещеевская шарашка вообще могла оказаться совершенно не тем, за что официально себя выдавала.
— Спасибо огромное, Сергей Петрович, — поблагодарил он шефа «Эгиды». И слово в слово пересказал ему то, что несколькими минутами раньше излагал Боре Смирнову.
Было слышно, как на том конце пощёлкивали клавиши компьютера.
— Та-ак, — удовлетворённо протянул затем Плещеев. — Записываете?
Антон ощутил тёплую волну, поднявшуюся внутри.
— Вешаю свои уши на гвоздь внимания… — наклонился он к аппарату.
— Ну вот. Ваши друзья — Виктор Расплечин и Игорь Сморчков, в криминальном мире известные под псевдонимами Плечо и Сморчок. То есть не сказать чтобы очень известные… Так, мелкие сошки. Ранее принадлежали к тихвинской группировке… если вам это что-нибудь говорит… но не так давно были изгнаны тамошним лидером, Андреем Журбой, за… определённый проступок. Журба у нас, скажем так, бандит-джентльмен… Впрочем, это к нашему делу вряд ли относится…
Антон слушал с напряжённым вниманием.
— Вылетев из банды, — продолжал Плещеев, — крутые ребятки — кушать-то хочется! — продолжали по мелочи помогать одному своему старому другу, бизнесмену-лошаднику… Вы, конечно, догадываетесь, что весь конно-торговый бизнес у нас в городе контролируется. Кого менты «крышуют», кого — тамбовские, кого — воры… Года два назад произошёл некоторый перераздел влияний… Ну да опять же Бог с ним… Подопечный Плеча и Сморчка, некто Андрей Поляков, в прошлом сам спортсмен-конник…
«Поляков!!! — вздрогнул Антон. — Аня говорила…»
— Можно про него поподробнее? — попросил он Плещеева.
— Пожалуйста. Андрей Валентинович. Шестьдесят девятого года. Уроженец города Ленинграда. Прописан…
Антон торопливо делал пометки. Когда-то давно, ещё в детском доме, довелось ему нечаянно услышать разговор двоих новеньких: «Ты какого года?» — «Сесьдесят тлетьего…» Антон был ненамного, но старше, а пребывали все они как раз в том возрасте, когда разница в год-два имеет качественное значение. Он помнил, каким взрослым и мужественным показался сам себе при этих словах. Детские впечатления — самые сильные. Смешной, ничего не значащий случай, но с тех пор люди шестьдесят какого-то года рождения навсегда сделались для него мелюзгой . И даже теперь матёрый, битый жизнью, всякое видевший важняк Панаморев смутно ощутил, как глубоко внутри шевельнулось знакомое мальчишеское удивление: да может ли быть, чтобы мелкий шестьдесят девятого года рождения был уже зрелым человеком… с биографией, с поступками… с некоторой даже известностью…
— Поляков, — продолжал Сергей Петрович, — как и вышеозначенные братки, деятель не очень крупного ранга. Пока спортом занимался, не то что мастера — и первого-то разряда не получил… Зато тяга к коммерции — будь здоров. Чем только не спекулировал… Дитя времени! Ну а как финансы позволили — лично для себя пару лошадок завёл. Что ты хочешь — любовь на всю жизнь… Покатался, а выгодный случай подвернулся — продал. С приличным наваром. Понравилось… А тут и бум начался. Попёрли со всех сторон в Питер заграничные покупатели. За конями. Они и сейчас у нас по европейским меркам дешёвые, а тогда вовсе были копеечные.
С приличным наваром. Понравилось… А тут и бум начался. Попёрли со всех сторон в Питер заграничные покупатели. За конями. Они и сейчас у нас по европейским меркам дешёвые, а тогда вовсе были копеечные. И переросло его хобби в основной бизнес. Последние несколько лет с одним шведом работает. С неким господином Нильхеденом…
Нильхеден! Поляков!.. Швеция… Концы начинали сходиться с концами… Распрощавшись с Плещеевым, Панама отнял трубку от вспотевшего уха… но ненадолго.