— …Слышь, Антон? — снова дозвонился Боря Смирнов. — Сплетню свежую хочешь?
— Приятно иметь дело с профессионалами, — невольно улыбнулся Панама. — Сидишь себе, покуриваешь, а они вокруг землю роют. Всю бы жизнь так работал…
— Будешь дразниться, не расскажу!
— Молчу, молчу…
— Так вот. Был я сегодня в Областном управлении по делам… Ну и чисто из нездорового любопытства сводку происшествий по области просмотрел… так, понимаешь, просто как всегда делать нечего было… И попался мне на глаза один фактик… Может, и чепуха, но мало ли… Наверно, потому, что тоже про лошадь… Короче, в одно отделение поступил сигнальчик: «Это м-милиция?..»
— «Лежит и ужасно воняет», — ухмыльнулся Антон. Но Боря совершенно серьёзно продолжал:
— Да нет, пока ещё не воняет. На своих ходит… Они там нашли какую-то, как в сводке написано, «породистую лошадь неустановленной породы». Гнедой масти, без отметин. Пол — мерин… Слышь, Антон, ты у нас великий гуру по конному делу… может, просветишь? Мерин — это кто? Конь или лошадь?..
— Ну… — задумался Панаморев. — Раз мерин бывает сивым… значит, он всяко мужеска пола… Ну… не совсем мужского… как бы… почти мужского…
Оба расхохотались.
— Чего в нашей работе только не почерпнёшь, — усмехнулся в трубку Борис. — Теперь хоть буду по всей науке кого надо «сивым мерином» называть…
— Ладно тебе… давай адрес диктуй.
— Пиши: Ленинградская область, Выборгский район…
Антон яростно встряхнул шариковую ручку, в самый ответственный момент вздумавшую иссякнуть.
— Боря, — спросил он, записав адрес. — А машинку бы завтра с утречка? Как у вас с этим? Ну, туда, в хозяйство это смотаться. Сдаётся мне, с мерином этим весь круг и замкнётся… Предчувствие говорит…
— Предчувствие говорит?.. А не говорит оно тебе, что… Ишь размечтался, машинку ему в воскресенье… Ладно! — Борис на несколько секунд замолчал. — Жди, в общем. До связи…
Обещанная связь произошла минут через двадцать, уже за полночь.
— Есть тебе машина! Завтра с утра подруливай к девяти на Исаакиевскую. Такого «Жигуля» тебе достал — не заметишь, как туда-назад долетишь… Водила — класс!..
«Нильхеден… Швеция… — Панама ходил от двери к окну и обратно, поглядывая на кипятильник, засунутый в казённый стакан: не лопнул бы. На часах была половина второго. — Поляков…»
Анюта в кафе неохотно и вскользь упомянула парня, который, по её мнению, подходил под описание: волосы русые, глаза светлые, стрижка короткая, чёлки почти нет, коренаст, рост сто семьдесят шесть — сто семьдесят восемь; возраст двадцать пять — двадцать восемь… Аня назвала двоих.
Один совершенно точно носил фамилию Поляков…
В полутьме притихшей квартиры надрывался отчаянным плачем маленький жеребёнок… Любаша открыла глаза и с трудом повернула голову. На подушке осталось влажное пятно пота. Телефон продолжал настойчиво верещать, и казалось, что с каждым последующим звонком его жалобный голосок становился всё требовательней и настойчивей.
«Господи, да что ж я его не отключила-то…» — через силу подумала Любаша, и веки снова сползли на глаза.
Приступ начался неожиданно. Вернувшись домой, она уже разделась было в ванной, думая принять душ, как вдруг ощутила знакомую слабость. Та по обыкновению подкралась исподтишка, чтобы внезапно окутать покрывшееся испариной тело. Жуткое состояние, когда ноги и руки становятся безжизненно ватными и перестают тебя слушаться… В ванну Любаша уже не полезла — «а то ведь так и найдут». С трудом добралась до дивана, закрыла глаза и стала мечтать, чтобы подушка и одеяло сами выбрались из тумбочки. Но чудес не бывает. Пришлось уговаривать себя встать… Больше ни на что сил не осталось. Так она и лежала голяком на диване, дрожа от озноба под колючим шерстяным одеялом, а по коже ощутимыми каплями скатывался мучительный пот… Это случилось часа два назад.
Телефон не умолкал.
— Ну, кто ещё там… Кому я понадобилась? — вслух, чтобы мобилизовать подобие силы, выговорила Любаша. Она знала из опыта, что звук собственного голоса порой помогает. Рука, казавшаяся в потёмках особенно бледной, медленно потянулась к аппарату. — Умереть спокойно не дадут…
В каждой шутке есть доля шутки. При Любашиной болезни всякий приступ вроде теперешнего мог оказаться последним. Она много раз наблюдала подобное, когда лежала в больнице во время «плановых» ухудшений. Видела, как люди, ещё несколько часов назад весёлые и жизнерадостные, строившие какие-то планы, — эти самые люди покидают палату на каталке, укрытые с головой простынями. Под чью-нибудь тихую прощальную реплику:
«Ну вот, сердешная, и отмучилась…»
Да что! Любаша сама как-никак была врачом, хотя и ветеринарным. И своё состояние оценивала трезво. Но всякому кажется, что уж с ним-то самим ЭТО не произойдёт, не должно, не имеет права произойти!.. Да и приступы до сих пор были регулярными и предсказуемыми. Случались они сравнительно нечасто — раз в полгода, месяцев в семь… Сегодняшний разразился неожиданно. Что наводило на печальные мысли…
Любаша наконец-то сняла трубку и кое-как засунула её между ухом и подушкой, снова закрывая глаза:
— Да?..
— Люба? — прозвучал незнакомый девичий голос.
— Да…