Заказ

— Валерьяновка ты моя…

— А то. — В её голосе пробудилась весёлая лукавинка, которую он так любил. — Знали родители, какое отчество дать…

Они стояли обнявшись на фоне сумрачного окна, в котором уже редкие и неяркие молнии вспыхивали далеко-далеко. Два пожилых человека, всегда готовые прийти на помощь друг другу. Без просьбы подпереть плечом, отдать всё — лишь бы другому стало пусть на секунду, но легче… Зря говорят, будто с возрастом проходит любовь. Она не проходит…

За окном на столбе неожиданно вспыхнула лампочка. Марьяна Валерьевна нашла её взглядом.

— Слышь? Пойдём, Василь, посидим… потолкуем… а?..

По-прежнему в обнимку они прошли через кабинет к большому дивану.

— Худо мне, Марьянушка… — глухо проговорил Василий Никифорович. — Сергуня наш… И Заказ… Всё из рук валится… на народ швыряюсь… как пёс цепной стал. Сам чувствую, что негоже, а не могу… Смириться не могу…

Марьяна Валерьевна молчала. Держала его руку в своей.

Через некоторое время Василий Никифорович заговорил снова:

— По мне, рано у нас смертную казнь хотят отменить… Вот люди рассказывают, как теперь в Туркмении стало: первый раз украл — отрубают подлецу руку. Кисть. Хочешь дальше воровать? Пожалуйста. Ещё другая рука есть. И ноги… и голова… То-то, говорят, красть у них теперь совсем перестали. Машины на улицах на ночь не закрывают. А у нас? — Он тяжело замотал головой, потом снова посмотрел на жену: — Вот Сергуню убили, и никому ничего… А коня хоть нашли, да попробуй верни… Парень за него жизни не пожалел…

Взгляд Цыбули был устремлён на далёкую рукотворную звёздочку, светившую за окном. Марьяна Валерьевна тихо гладила его руку, лежавшую у неё на плече. Родное тепло жены успокаивало, помогало раскрыться озлобленной, готовой себя и весь белый свет проклянуть душе…

— Где правда? Где человеческая справедливость? Марьяна, сил больше нет!.

. — Он помолчал, и в голосе зазвучало пронзительное отчаяние: — А может, и Бог-то с ним, с конём этим? Одного родили — и другого когда-нибудь родим?.. Я же не такой старый ещё. Хватит силёнок всё с начала начать?..

Так говорят о безвременно утраченных детях. О самом дорогом… О кровинке своей…

У Марьяны Валерьевны вдруг сильно защемило слева в груди. Женское сердце… Не обманешь его. Чует оно боль близкого человека. И своей болью отвечает…

— Всё обойдётся, Вась. Вот посмотришь. Всё обойдётся…

А что должно было обойтись? Если парня, по-отцовски любимого, загубили?.. Самого ранили насмерть, дело целой жизни отняв?..

Но Марьянина рука гладила и гладила его руку:

— Всё обойдётся… Всё уляжется, милый…

И Василий Никифорович оторвал взгляд от лампочки за окном, посмотрел нежданно помягчевшими глазами, поцеловал жену в лоб:

— Эх, Марьянушка…

И вдруг Марьяна Валерьевна встрепенулась:

— Слышь, Василь! А помнишь, как к нам собутыльник твой приезжал?

— Кто?..

— Ну этот. Из Швеции. Внучка с ним была… Ты кобылку ещё им подарил. Фа… Нотку. Ну, вспомнил теперь? Имя у него ещё чудное такое… Сам говорил, на русский лад всё равно что Ваня…

— Йон, что ли?

— Вот-вот! Йон, точно. Что ж ты ему-то не позвонишь?

Василий Никифорович только вздохнул:

— А чего ему звонить? Он нам не подмога. Он в Швеции живёт, а лошадь в Финляндии…

Если честно, Василий даже не знал, где теперь Йон, чем занимается… да и, так-то говоря, — жив ли вообще. После памятного визита «собутыльник», конечно, сразу ему написал, прислал фотографии устроенной на новом месте Фасольки. Цыбуля ответил… а потом переписка заглохла. Давно уже. А в их с Йоном возрасте несколько лет — срок огромный…

Марьяна Валерьевна тем не менее выбралась из-под мужниной руки и устремилась к серванту, где в нижней тумбочке хранились семейные фотоальбомы и всякая домашняя канцелярия. Вот папка на «молнии», куда она складывала разные полезные документы: паспорта телевизоров, холодильника, оплаченные квитанции, свидетельства о рождении, аттестаты… многих и многого уже на свете-то не было, а бумаги продолжали храниться…

— Вась, слышишь? Нашла! Красивая какая… — Марьяна Валерьевна щёлкнула дверцей серванта и вернулась в кабинет, с торжеством неся маленький, весь в золотых геральдических вензелях, картонный прямоугольник: — Йон… фон… Ишь, важный! Ски… Скьёль… Вась, как он читается?

— Шёльдебранд.

— Я и говорю — важный. Вась, тут его домашний номер и факс! На, позвони! У них, у генералов, связи знаешь какие… Хоть присоветует чего!

Василий Никифорович поднялся: «А ведь права — попытка не пытка…»

Он взял у неё из рук бумажный прямоугольник визитки и долго смотрел на него, задумчиво хмурясь.

— Ты знаешь, Марьяша… а не буду я, пожалуй, ему звонить…. Я лучше съезжу к нему.

— Вот и правильно, — тут же поддержала супруга. — Он тебя, помню, в гости всё зазывал. Съезди, родимый. Развеешься, погостишь… На жизнь ихнюю, шведскую, посмотришь.

Развеешься, погостишь… На жизнь ихнюю, шведскую, посмотришь. Оно глядь, и дела порешаешь… По телефону-то как? Трубочку положил и забыл. А в глаза друг дружке глядючи… Мужик он, помню, справный, решительный… Чтобы вы с ним да финнов не одолели? Ещё верхом на Заказе этом домой прискачешь… Езжай, родимый. А я вещи тебе соберу. Когда ехать думаешь?

— А завтра и отправлюсь, — окончательно обрёл решимость Цыбуля. — Дорога не ближняя: пока до Москвы… Хотя нет! Лучше я через Питер рвану. — Лицо у Василия Никифоровича вдруг вновь стало каменным: — Там Сергуню… Надо всё поподробнее разузнать… Аннушку навестить обязательно… Да и к границе шведской поближе!

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180