— Чем еще интересовались?
— Ну, конечно, — есть ли у меня какие-то его документы, записи, что я знаю о его знакомых, кого встречала у него — все такое.
— Что ты ответила?
— Объяснила, что все обработанное возвращала ему, у меня ничего не оставалось.
— И у тебя больше ничего не сохранилось?
— Н-ну… почти.
— Значит, что-то есть?
— Да, — наконец решилась она. — На самом деле отработанные кассеты оставались у меня. Он просто о них не спрашивал — может быть, просто забывал. Все-таки возраст.
— Почему ты не сказала им об этом?
— Просто в тот миг вылетело из головы: наверное, я слишком была напугана.
— А сейчас где эти материалы — у тебя с собой?
— Нет. Тогда они увидели бы.
— Тебя обыскивали?
— Я бы не сказала. Но попросили показать все, что было при мне — в сумке, карманов у меня нет.
— А о том, что теперь работаешь у меня, ты им сказала?
— А нужно было?
— Нет.
— Мне тоже так подумалось.
— Хорошо. Значит — снайпер… Когда сбивает машина, это еще можно при желании объяснить случайностью, о точном выстреле этого не скажешь. Хорошо, Наташенька. Теперь исчезнем отсюда.
— Домой? Знаешь, мне все-таки немного страшно.
— Я не собираюсь отпускать тебя одну куда бы то ни было. Только уточним напоследок: где же все эти кассеты?
— Дома — где же им еще быть…
— Я не замечал…
— Ты что — обыскивал квартиру?
— Нет, разумеется, — соврал я. — Никогда себе не позволил бы…
— Значит, и не мог увидеть.
— Тайник?
Наташа пожала плечами:
— Знаешь, в нашей непредсказуемой жизни… Об этом еще мама позаботилась.
— Да, действительно. Я-то думал, что в Москве все уже тихо-мирно. А тут — словно полвека назад.
— Нет, не совсем так, конечно. Но и не так, как было, говорят, в старые времена, когда на улицах не стреляли, и — да ты знаешь, о чем я.
— Знаю. Скажи: я ведь тебя спрашивал насчет надежного местечка для моих записей — почему ты скрыла?
— Тогда? Естественно: не стану же я рассказывать первому встречному…
— Я, значит, первый встречный?
— Тогда был. Ну, не совсем, но все же почти.
Ну, не совсем, но все же почти. Надо же было сперва хоть немного разобраться в тебе.
— И как? С успехом?
— Ты что думаешь, я ложусь в постель со всяким желающим?
Кажется, она собиралась всерьез рассердиться.
— Извини. Ты не подумала этого всерьез. Между прочим, я тоже довольно давно перестал заваливать каждую девицу, будь она сколько угодно пригожей. Но по этому поводу мы как-нибудь проведем научно-практическую конференцию. А сейчас — последний срок встать на крыло.
— И куда полетим?
— Сперва к тебе.
— Не опасно?
— Не очень — уже потому, что мы ждем опасности.
— Ты хочешь забрать записи?
— Не знаю. Если твой тайник надежен — наоборот, подложу и свои. В другом случае — заберем все и направимся в универсальное убежище.
— Такое существует?
— Была прежде такая традиция, — сказал я, — храм божий является убежищем для всякого, кто нуждается в защите, и в его стенах никакое насилие невозможно.
— Хорошая традиция, — сказала она серьезно.
— Согласен. Но, к сожалению, хорошие традиции далеко не так долговечны, как другие.
— Мы на самом деле собираемся в церковь?
— Да; но для работы. Там нас ждет очередное интервью.
— Любопытно.
— Там увидим. Пошли.
6
Я и на этот раз не забыл проверить машину; но мои оппоненты, видимо, понимали, что к ней так просто не подобраться. Пора бы им усвоить то же самое и в отношении Наташиной квартиры; пока же они, кажется, находились лишь на пути к такому выводу. Упрямые подонки — иного заключения я не мог сделать, убедившись в том, что кто-то опять приценивался к входной двери, и на этот раз уже более квалифицированно: пытался нейтрализовать мою подстраховку, и достаточно деликатно: видимо, противной стороне было уже известно, чем рискует неосторожный: его найдут на лестнице крепко спящим, как в своей постельке, и надолго обездвиженным. Но на деликатное обращение прибор никак не реагирует; он отпирает замок только при правильной команде.
Мы вошли; я сказал:
— И все же осмотрись внимательно: все в порядке?
Наташа, впрочем, занялась этим, не дожидаясь моего совета. Порой она проявляла удивительную понятливость — что, правда, вообще характерно для женщин. Сейчас из кухни донесся ее голос:
— Кто-то лазил в кастрюли.
— Да, — сказал я. — Это я. Брал свои записи. Больше ничего?
— Как будто нет.
— Хорошо. А тайник?
— Ты обязательно хочешь его видеть?
— Ну, если у тебя есть принципиальные возражения…
— Нет, — сказала она. — Принципиальных нет. Просто… А, ладно.
Мне, откровенно говоря, было просто любопытно: где в малогабаритной квартире можно оборудовать такой тайник, какого не обнаружат специалисты-обыскники.
Наташа вышла из кухни, прошла в комнату. Позвала меня. Я вошел.
— Ну вот, — сказала Наташа. — Это здесь.
— Это здесь.
— Что же: показывай.
— Да прямо перед тобой.
— Что значит — прямо передо мной? — едва ли не рассердился я. — Если уж речь идет о тайнике, то, надо полагать, он не может находиться перед моими глазами. Однако сразу могу тебя разочаровать: где бы в этой комнате ни заложить тайник, его обязательно найдут. И даже без особого труда.
— Поспорим?
— На что угодно.
— Хорошо. Спорим на то, что мне будет угодно. Только не вздумай потом выкручиваться.