Я вернулся на свое место. Наташи еще не было, но я и не рассчитывал, что она успеет обернуться так быстро. Старый Блехин-Хилебин наверняка угощает ее чаем, а еще пуще — разговором: начиная с определенного возраста у людей ослабевает контроль за речью и они становятся порой безудержно говорливыми; с этим приходится мириться, тем более что в болтовне этой нередко кроется любопытная информация.
Пока я делал такие умозаключения, президиум обосновался наконец на сцене, в зале установилась относительная тишина. Но мне здесь делать было больше нечего.
Я вышел на улицу. Огляделся. Все-таки Наташа могла бы и поторопиться. Я не могу маячить слишком долго. Наивно, конечно, думать, что меня на каждом углу поджидает снайпер; но и вызвать его не потребует у заинтересованных лиц много времени. Да черт бы побрал…
4
…Наташа возникла рядом, как только я стал чертыхаться. Она умела сдерживаться, однако, едва взглянув на нее, я понял: что-то пошло вперекос.
— Не здесь, — тихо предупредил я. — Улыбайся. Все в порядке — это должно быть на тебе напечатано самым крупным кеглем.
Она очаровательно улыбнулась; но в глазах был страх.
— Ты замерзла, — сказал я на том уровне громкости, на каком желающий мог бы без труда услышать. — Пойдем, выпьем по стакану вина — сейчас все равно начнется разъездная суматоха, снова перерыв до завтра.
Продолжая улыбаться, она кивнула.
— Еще секунду… — попросил я и бросился, чтобы не упустить отца Николая, которому тоже, видимо, малоосмысленная говорильня надоела, и он прошел, едва не задев меня краем своего облачения. Я успел проговорить:
— Ваше священство, если бы вы назначили определенный час…
Он недолго подумал:
— Если вас устроит — через полтора часа.
— Благодарю вас.
— Войдете через левый притвор.
— Я понял.
— Вы будете один?
— С секретаршей.
— Доверяете ей?
— Не имею оснований для противного.
— Хорошо. Я предупрежу.
— А что, у вас там тоже охрана?
Он усмехнулся:
— Политика и в храме остается политикой. Согласны?
Я вернулся к Наташе.
Согласны?
Я вернулся к Наташе. Она, похоже, крепилась, чтобы выглядеть спокойной, но это обходилось ей дорого, и человек, упорствующий в любопытстве, смог бы без особого труда понять: с ней что-то стряслось, и это «что-то» не имело ничего общего, скажем, с находкой бумажника с десятком тысяч россов, евро или хотя бы долларов США.
— Идемте, Наташенька. — Я предложил ей руку, и она охотно оперлась на нее.
— Вечно твой чемодан мне мешает… — пожаловалась она.
— Это почти часть моего тела.
Она только пожала плечами.
В буфете было куда менее людно, чем в гардеробе. Я выбрал самый дальний столик. Приложив палец к губам, выудил из только что раскритикованного кейса детектор. Нет, столик, похоже, не был населен клопами, жучками и прочей живностью на молекулярных схемах.
— Теперь можно. Что случилось?
Она непроизвольно глотнула.
— Старик погиб.
5
Не было сомнений, о каком старике шла речь; но из давней привычки к уточнению терминологии я спросил:
— Бэ-Ха?
Ей понадобилась доля секунды, чтобы понять. Она кивнула.
— Спокойно, — сказал я. — Только спокойно. Тут не опасно. (Я вовсе не был в этом уверен, но не объяснять же ей всю ситуацию.) Задержи дыхание и приди в себя. Можешь закрыть глаза ненадолго. Я тут, рядом. Охраняю тебя. Не волнуйся. Тебе ничто не грозит. Ничто. Понимаешь?
Не открывая глаз, она слабо кивнула. Прошло с полминуты. Наконец она подняла веки и улыбнулась.
— Извини. Я и правда расклеилась. Не ожидала ничего такого…
— Как это произошло? Сбила машина?
Она качнула головой.
— Нет. Он был очень осмотрителен и осторожен. Даже никогда не ходил по краю тротуара — держался ближе к домам, но не вплотную.
— Ты наблюдала за ним?
— Нет, просто мне приходилось несколько раз с ним прогуливаться — он уже лет десять жил одиноко, жена умерла, — или нет, вспомнила: она осталась за границей, там, где было его последнее место работы — где-то в Южной Америке; нашла там кого-то, как я поняла — вообще-то он не любил об этом говорить. Дети давно выросли, по-моему, он с ними почти не общался, да в Москве и нет никого из них.
— Хорошо. Что же случилось?
— Я сама не видела. Но говорили — снайпер.
— Кто говорил?
— Ну, там была уже милиция… А может быть, и не милиция или не только она: большинство было в штатском.
— Когда это произошло?
— Где-то за полчаса до моего приезда.
— Его принесли домой?
— Нет, конечно. Говорят, увезли — наверное, в больницу или сразу в морг, не знаю.
— Как же они попали к нему домой? Ну да: наверняка у него был с собой паспорт. Наша бессмертная прописка иногда бывает и полезной…
— О паспорте не знаю, но у него в записной книжке был адрес и телефон — в самом начале, как это обычно делается.
— Какая записная книжка?
— Обычная, электронная.
— Где она сейчас?
— Осталась у них, наверное.
— Где она сейчас?
— Осталась у них, наверное.
— Жаль. Хотя — тут, конечно, ничего нельзя было поделать. Ну а как с тобой обошлись?
— Можно сказать — вполне нормально. Выспросили, конечно, кто я и как, и зачем пришла… Я им все объяснила. Они записали, что им было нужно, и сказали, что мне потом придется прийти к ним для более подробной беседы. Попросили никуда не уезжать.