Разумеется, транснациональные компании — те из них, чей капитал не был американским, полагали иначе — но сейчас не время было дискутировать. Реваншизм стал укореняться все основательнее, усиливались торговые войны. Россия же, официально никак в эти дела не втянутая (что было, конечно, секретом Полишинеля), почувствовала надежную почву под той своей ногой, которой намеревалась встать — и встала, вновь встала на Ближнем Востоке.
Интересно, что Израиль в то время скромно промолчал, не участвуя ни в вашингтонском плаче, ни в арабском триумфе. Но — как у меня давно уже записано — движение на иерусалимско-московском шоссе (воображаемом, конечно) сразу же стало на порядок интенсивнее.
Вот такие были плюшки.
Надо полагать, эти события и дали толчок российской мысли, придали ей не только ускорение, но и ориентировали в нужном направлении: на юго-восток. Следовательно, отсюда и надо начинать отсчет той марафонской дистанции, к финишу которой мы сейчас (Постучать по дереву!) более или менее благополучно приближались.
7
Я взглянул на часы. Оказалось неожиданно поздно.
Следовательно, отсюда и надо начинать отсчет той марафонской дистанции, к финишу которой мы сейчас (Постучать по дереву!) более или менее благополучно приближались.
7
Я взглянул на часы. Оказалось неожиданно поздно.
Я не утерпел — снова позвонил в Реанимацию. Мне доложили, что все в порядке. Только вот о Наташе никаких новостей не было. Исчезла, растворилась где-то в Московской губернии. Почему? По своей воле?
Или да, или нет. Полная, как видите, ясность.
Хорошо — и весьма полезно — было бы уснуть. Но я знал, что не получится. И потому, что сон не шел. А еще более — от ощущения, что день пока что не кончен и что-то еще должно произойти.
Да и дел еще было достаточно. Например: следовало, не откладывая, разобраться с охотой, объектом которой являлся я сам. Завтра не должно было произойти никаких неожиданностей. А если меня кто-нибудь все-таки прищучит — это окажется если и не совсем неожиданностью, то, во всяком случае, крупной неприятностью. И не только для меня. Сейчас, когда Наташи не было рядом, собственное земное бытие вовсе не казалось мне вещью столь уж ценной. Но важнейшим продолжала оставаться Игра — а в нашей команде у меня была далеко не последняя роль.
Ну что же — разложим по полочкам, попытаемся подумать.
Эпизод первый: уже на вокзале меня опознали, как Салах-ад-Дина Китоби.
Это было бы мелочью, достойной забвения, если бы не то обстоятельство, что два с лишним года тому назад я действительно побыл недолго в Москве именно под таким именем. Тогда — да и потом — казалось, что никто — кроме двух человек, ради встречи с которыми я тогда и вынужден был приехать — об этом визите не знал.
Выходит — знали.
Вопрос: чего хотел человек, обратившийся ко мне на вокзале? Вывести меня из строя? Или, наоборот, о чем-то предупредить?
Если он был от друзей — почему назвал меня тем, одноразового пользования, именем, а не обратился как к Веберу? Своим моя нынешняя ипостась была известна.
Однако кроме известных друзей могли быть еще и неизвестные, не обладавшие информацией насчет условий моего нынешнего приезда.
Первый икс в системе уравнений.
Дальше: существует ли связь между человеком с вокзала — и тем, кто стрелял в меня после посольского приема? Возможно, это один и тот же человек. Но вполне допустимо и противоположное: совсем другая служба. Ведь устранить меня можно было и прямо на вокзале: скажем, прилепить пластик к такси в последний миг, когда и шофер, и я уже сидели в машине. Видимо, это все-таки разные силы. Примем за данность, что связи между иксами первым и вторым не существует. Я уже раньше отметил, что выстрел был организован плохо, поспешно, что указывало на то, что идея покушения возникла спонтанно, там же на приеме. Официант? Очень похоже. Что я делал на приеме? Только разговаривал. С персом и с американцем. Ну и, разумеется, с шейхом.
Один из этих разговоров и был поставлен мне в вину. Какой именно?
Это — второй икс?
Хотя нет — пожалуй, уже третий. Вторым же следует обозначить носильщика, купившего для меня газеты, одна из которых оказалась с сюрпризом; а может быть, и не носильщик, а киоскер, видевший, для кого предназначены газеты.
Нет, подумал я, перебивая сам свои мысли. Таким путем я ни до чего не доберусь. Нужна другая система. Сперва обозначим всех, кто в моей работе как-то заинтересован, — и в том, чтобы я ее делал, и наоборот — в том, чтобы не смог выполнить. И уже с тех позиций начнем тянуть ниточки к действующим лицам.
И уже с тех позиций начнем тянуть ниточки к действующим лицам.
Итак: кому я полезен?
Первое: претенденту Искандеру.
Второе: следовательно — и всей его команде, в которую я вхожу — правда, не совсем на общих основаниях.
Третье — сторонникам ислама: потому что делаемое нами идет на пользу не только нам, но и им.
Четвертое: моим друзьям. Их не много, тем не менее они есть.
И, наконец, пятое: всей России. Хотя она в таких случаях, как правило, далеко не сразу понимает, что ей полезно и что — вредно. Нередко же так и не понимает до самого конца.
Вот пятеро, которые за меня — потому что я за них. И, как сказано в суре «Женщины», айяте сто четвертом: «И не слабейте в поисках этих людей».