Еще неделя ушла на то, чтобы устроить задуманное мной свидание с обоими этими людьми. Мне нужно было разговаривать одновременно и с тем, и с другим — я хотел не только быть услышанным, но был заинтересован и в том, чтобы самому услышать первый, непосредственный отклик на сказанное — услышать от человека, который неизбежно должен был рассуждать по той же схеме, как и его принципал: иначе он не мог бы быть Устами.
Для осуществления своего замысла я воспользовался приближавшимся праздником Российской Конституции, что давало мне возможность устроить официальный прием, не вызывая никаких особенных подозрений.
Прием прошел вполне пристойно, я бы сказал, даже успешно: хотя король и не удостоил нас посещением, но его брат, он же министр иностранных дел, приехал и задержался даже сверх ожидаемого. Его сопровождали и оба нужных мне человека. Это был первый мой опыт в исламском государстве, где устраивать такого рода мероприятия сложнее, чем в христианских странах: пророк, как известно, запретил употребление алкоголя. Однако в посольстве были специалисты по организации таких сборищ; напитки были — но не на глазах, однако заинтересованные знали, где их найти. Сухой режим экономит время; принц Фахт уехал относительно рано, и оба моих приглашенных покинули зал вместе с ним — чтобы через несколько минут появиться вновь, но уже наверху, с бокового входа и, так сказать, неофициально. Стол был накрыт в комнате рядом с моим кабинетом. Однако вместо двоих, ожидавшихся мной, явились трое. Третий, впрочем, имел задачу весьма узкую: вооруженный детектором, он лишь убедился в том, что никаких пишущих аудио- и видеоустройств в комнате и вблизи нее не имеется, и скромно удалился, оставив, однако, прибор, который стал бы громко возражать, если бы какая-то электроника вдруг включилась. Все это было в порядке вещей, и я нимало не обиделся. С моей стороны, кроме меня, не присутствовало никого: то, что я собирался сказать, вовсе не было поручено мне московским начальством, и узнай оно тему разговора, — вряд ли пришло бы в восторг. Хотя — как знать.
Первые минуты — полчаса примерно — прошли в приглядывании друг к другу, во взаимной оценке, внешне же — в вежливой словесной распасовке, в обмене комплиментами нашим странам и их правительствам. В ходе этого ритуала я пытался определить, в каких отношениях друг к другу находятся эти весьма значительные персоны; вывод был: как и подсказали мне раньше, они не пылали любовью друг к другу (что вполне понятно, ибо между ними не могло не происходить борьбы за первое, а не за второе место на ступенях трона), но и не были врагами, какие старались бы при первом удобном случае подставить один другому ножку; если бы дела обстояли так, мой замысел провалился бы, не успев окончательно оформиться. Но они относились друг к другу терпимо и уважительно (чего оба, безусловно, заслуживали) — как мне и докладывали мои эксперты.
Но они относились друг к другу терпимо и уважительно (чего оба, безусловно, заслуживали) — как мне и докладывали мои эксперты.
Когда после этого получаса наступила пауза, и оба вельможи одновременно взглянули на меня с вопросом в глазах, я заговорил с таким ощущением, словно очертя голову бросаюсь в холодную воду.
Я начал с того, что с удовлетворением наблюдаю за успехами, которых в последние десятилетия добивается внешняя политика исламских стран.
— Вас это удивляет? — спросило Ухо.
— Отнюдь, — ответил я. — Но порой я сожалею о том, что существуют обстоятельства, мешающие исламскому миру добиваться еще больших свершений.
— Вы правоверный? — спросили Уста.
— Отнюдь нет, эмир, — сказал я. — Однако я и не христианин, и не иудаист, и не буддист. Просто я верю в существование Всеблагого и поклоняюсь ему на свой лад.
— Ла илаха илла Ллаху, — сказали Уста.
— Омин, — согласился я. — Во всяком случае, я ни в коей мере не принадлежу — и никогда не принадлежал к недоброжелателям вашей великой религии. Напротив, считаю, что из всех существующих она заслуживает наибольшего предпочтения.
— Если вам угодно, мы дадим вам возможность побеседовать с нашими улама, — предложило Ухо. — Они раскроют перед вами все глубины истинной веры, и это поможет вам в дальнейшем.
— Непременно воспользуюсь вашим крайне любезным приглашением, — согласился я. — Однако сейчас я хотел бы вернуться к затронутой мною теме. Мир ислама лишен возможности использовать все свои неоспоримые преимущества и в политической, и в экономической, и даже в военной области — не говоря уже о самой религии.
— Вы имеете в виду…
— Вы угадали: разобщенность ислама.
Оба они вздохнули синхронно. Но Уста попытались возразить:
— Наша страна, на землях которой находятся почти все святыни ислама, страна — родина Посланца, является несомненным лидером в делах веры.
— Да — однако и здесь существование шиитов вносит определенный диссонанс, не так ли? Но я имею в виду прежде всего не это. При всем своем богатстве ал-Мамляка ас-Саудия не может быть безусловным лидером ни в военном, ни, следовательно, в политическом отношении, да и в экономическом тоже: это все-таки сырьевая страна, а не производящая.