— Флаг, — сказал он, и когда мы в некотором недоумении уставились на него, повторил даже чуть рассерженно: — Ну, флаг, разве нет?
— Ну и что? — спросил я — просто, чтобы отвлечься от собственных мыслей.
— Да невыразительный флаг у России, — пояснил он недовольно. — Таких трехполосных, как зубная паста, в мире полно, каждый раз надо расшифровывать, чей это: российский или, скажем, голландский, то ли какой-нибудь Словакии или Словении… То, красное полотнище сразу бросалось в глаза — пока Китай не слямзил, и теперь пользуется. Нужна предельная броскость — как Звезды и Полосы или Юнион Джек — ни с чем не спутаешь…
— Это, конечно, проблема самая актуальная и злободневная, — сказал я, невольно усмехнувшись. — Подай прошение Государю. Хотя я и так уже краем уха слышал что-то о реформе: вроде бы полосы останутся, но от внутреннего края пойдет равносторонний треугольник — зеленый, понятно. А может, и вернемся к имперскому красному, представляешь — с золотым орлом по центру…
— И с серпом и молотом в углу, — добавила Наташа, хотя она, казалось, и не прислушивалась к нашему разговору, занятая своими мыслями.
— Скажешь тоже, — откликнулся Изя.
— А почему нет? — возразила она. — Очень подходяще, только в одном месте чуть убрать, в другом — добавить, и будет прекрасный новый символ.
— Крест и полумесяц, — тут же представил я себе эту фигуру. — И в самом деле — почему бы нет? Только не в углу, а выше — над орлом.
Мы одновременно, не сговариваясь, подняли глаза на орла, что как бы парил над символом столетней теперь уже Победы.
— В каждом прошлом обязательно отыскивается и что-то хорошее, — сказал Изя задумчиво. — Тем более для людей поживших. Вот тебе, генерал — не жалко разве России, которая уходит?
— Опомнись, хавер, — сказал я в ответ. — Куда же это она уходит? Вот она — на своем месте.
Он мотнул головой — хотел, видимо, привести какие-то доказательства того, что Россия и в самом деле уходит; перебила его Наташа.
— Подождите пока отпевать, — сказала она. — Вот лучше ты объясни нам до конца, а то я, во всяком случае, не понимаю: как ты в итоге вышел на Долинского? И на кого он на самом деле работал? Насколько могу судить, желающих сорвать избрание нынешнего Государя было немало?
Я кивнул:
— Да, хватало.
— Постой, — сказал мне Изя. — Не спеши объяснять, я тоже хочу собраться с мыслями, понять: что же в конце концов произошло?
— Сыграли свою игру, — ответил я. — Ты, и я, и его царское величество Александр Четвертый, Искандер аш-Шариф, и мало ли еще кто… И не по пенальти выиграли: все забивалось с игры.
— Ты, и я, и его царское величество Александр Четвертый, Искандер аш-Шариф, и мало ли еще кто… И не по пенальти выиграли: все забивалось с игры.
Я имел в виду, что выиграл Искандер не по большинству голосов: в последний миг он остался единственным претендентом. В тот самый миг, накануне референдума и избрания, когда Долинский (хотя и не сразу) показал, что действия по устранению Претендента были организованы президентской командой. Сторонниками Народного царя.
— Так что же: они заслали Долинского к азороссам, с самого начала предвидя такую ситуацию? По нашим данным, он был одним из организаторов партии еще тогда, когда ни о каком Искандере и слуху не было. Не думаю, чтобы наши ребята могли ошибиться так грубо.
— Все правильно, — сказал я. — Долинский был в партии с самого начала, и для него важен был не столько царь, сколько движение России на юго-восток.
— Отчего же он… Его что: купили?
— Нет, — сказал я. — Хотя пытались.
— Почему именно его?
— Он был достаточно многим известен по имени, по работам. Но почти никто не встречался с ним в жизни: лицо, как говорится, свободной профессии, на людях он показывался очень редко, круг его общения был — семья. В остальных он просто не нуждался.
— Ну и что же?
— Они имели в виду, что если купить его не удастся, то придется осуществить подмену. Так и сделали. Устроили катастрофу. Все трое погибли. А в больницу были доставлены уже двойники Долинского и сына. Когда человек появляется не с улицы, а из больницы, где он известен под этим именем, как правило, сомнений в его подлинности не возникает…
— Плохо работала Безопасность, — сказал Изя с нотками пренебрежения в голосе. — Где же еще, как не в больничном компьютере, хранятся все данные об индивидуальных особенностях каждого ее пациента, причем за долгое время? Надо было просто сопоставить!
— Как ты думаешь, — спросил я, — президентской команде трудно было взломать компьютер и загрузить в него все, что нужно было, а прочее — изъять? При их возможностях и при том, что и больница-то — их? Его ведь не случайно отвезли именно туда, а из его постоянной клиники просто затребовали материал; вернули его уже в отредактированном виде. Полагаешь, там кто-то помнил все данные наизусть?
— Нет, — сказал Изя, — так я не думаю. Должен сказать, что такой вариант у нас не прорабатывался. Ну а сам ты — как вышел на вариант с подменой?
— По методу детективного романа: пытался прикинуть, кто из подозреваемых менее всего похож на киллера и за кем — по видимости — не стоят силы, способные — и намеренные — провести такую операцию. Причем круг таких — ну организаций, что ли — резко сузился после того, как мне стало известно, что Алексею было сделано приглашение из Тбилиси, и он его принял, не задумываясь.