Машина, на удивление, летела, словно новенькая; движение было не плотным, обгонять приходилось в основном дальнобойные трейлеры, порой целые их караваны, но серьезных помех не возникало, лишь однажды встречный едва не ослепил меня, но привычка помогла справиться. Так что пока шла полемика, я достаточно быстро приближался к месту, которого хотел и должен был достигнуть.
И все же, — снова возражал первый голос, — как ты объяснишь то, что с самого начала знакомства ты не принял совершенно никаких мер предосторожности, даже самых обычных: не попросил, например, Реан заодно с прочими разобраться и в этой женщине; они в два счета представили бы тебе полное досье, если же не смогли бы — тогда возникла бы серьезная надобность прибегнуть к глубокому зондированию. И сейчас не возникло бы никаких проблем…
Не знаю, что ответил бы второй голос; но тут вмешался третий. И то был наконец голос с верхнего этажа — голос рассудка, профессионального разума.
Постойте-ка оба, — проговорил он весьма спокойно. — Что-то вы на полном газу проскакиваете мимо интересных дорожных знаков — вот на этой самой дискуссионной трассе. Ты, ливер, стремишься назад, в номер, под защиту. Но скажи, сделай милость — что это была за защита, которая позволила тебе спокойно выйти, сесть в машину и умчаться в ночь? За тобой ведь никто не поехал: давно уже сзади не видно никакого света, а и тот, что был — принадлежал колонне, которую ты обогнал. Где же охрана? А если она столь слаба, или ее вообще по каким-то причинам не оказалось — то не значит ли это, что в номере сейчас еще более опасно, чем здесь?
Это другой разговор, — возразил нижний голос. — С охраной вообще заметны странности. Тебе был обещан надежный телохранитель; когда в Игре возник официант, ты решил, чисто механически решил, что это он и есть, — и успокоился. Но, может быть, то был просто курьер — а телохранителя так и не прислали? Или посылали, да он не дошел? Что бы это могло значить?
Ну это совсем другой разговор, — ответил голос сверху. — Конечно, тут много неясностей; но все становится достаточно понятным, если придерживаться версии, что устранить тебя хочет кто-то из вашей же команды — просто потому, что ты значишь в ней больше, чем он.
— Конечно, тут много неясностей; но все становится достаточно понятным, если придерживаться версии, что устранить тебя хочет кто-то из вашей же команды — просто потому, что ты значишь в ней больше, чем он. Или — не менее вероятно — по той причине, что он, находясь в команде, фактически играет против Искандера. Но и этот вариант наводит на мысль: здесь сейчас безопаснее, чем там. А вообще-то начатое дело надо доводить до конца; вот и сейчас тоже.
Не знаю, до чего бы они там еще договорились. Но была уже пора сворачивать с магистрали. Я уменьшил скорость, чтобы плавно повернуть направо.
По улице, скверно освещенной, тянувшейся меж двумя рядами приземистых домиков, я ехал, погасив огни, каждым квадратным сантиметром своей латаной шкуры ощущая, как мне казалось, чей-то пристальный недоброжелательный взгляд и даже — чудилось — рубиновое пятнышко лазерного прицела. Нервы играли, словно их все одновременно резанули длиннейшим смычком. Я был на пределе; не потому, конечно, что эта поездка настолько выбила меня из колеи — просто очень устал и знал, что каждая минута и каждая секунда времени, которым предстояло еще истечь до конца Игры, будут оставлять во мне все более глубокий и болезненный след. Нельзя до такой степени уходить в себя, в собственное состояние: в результате я чуть было не сбил ее, и лишь в последнюю долю секунды среагировал и вывернул руль, одновременно тормозя. Машину занесло; Наташа метнулась в противоположную сторону и потому уцелела. Я выскочил, схватил ее за плечи и почувствовал, как она медленно оседает. Встряхнул.
— Ты в уме? Выскакивать на самую середину…
Она только мотнула головой. Я ощутил запах.
— Ты что — пьяна?
Она пробормотала:
— Есть немного. Погоди… Я испугалась…
Я почувствовал, что зверею.
— И, напившись, не придумала ничего лучшего, чем…
Но она, похоже, уже приходила в себя. Утвердилась на ногах. Вцепилась в мой рукав. Потянула.
— Пойдем.
— Куда еще? Лезь в машину. Поехали.
— Нет. Зайди.
Мне показалось — то был не совсем хмельной бред, а может, и совсем не он.
— Ладно. Тебе что, нужно собраться? Две минуты.
Пригнувшись, подхватил с сиденья «узи». Вытащил ключи, захлопнул дверцу. Наталья предостерегла:
— Тсс…
Но я и без того насторожился:
— Кажется, у тебя телефон?..
— Нет. Не тот звук.
— Тогда что же?.. Ах, черт!
Это было не у нее, а у меня. И не телефон, а пищалка. Изин подарок. Иными словами, предупреждение о предстоящих неожиданностях. Я снял автомат с предохранителя:
— Ну веди, раз так. Показывай.
9
Дверь домика оказалась открытой. В тесных сенях было темно. Наташа отворила дверь в комнату. Там горела лампочка, подобие ночника, плотные гардины были задернуты. На столе стояла бутылка, вторая, пустая, попалась мне под ногу — едва не поскользнулся. Две широкие рюмки, остатки закуски. Было накурено; в запахе ощущался не только табачный привкус, но и другой, знакомый. Детские игры.