Едва я оказался в фойе, как оно стало стремительно пустеть — словно кто-то стал нагнетать в него сжатый воздух, выдавливавший наполнявших обширное помещение людей, — то были главным образом ребята из нашей охраны, — заставлявший их быстро втекать в открытые двери зрительного зала. Движение это сопровождалось заметно усилившимся гулом, какой возникает, когда внимание людей привлекается к чему-то важному. Люди вливались в зал необычно быстро, забыв о солидности, протискиваясь, подталкивая друг друга плечами. Похоже было, что вот-вот должно было произойти важное событие.
Так оно на самом деле и было. Даже ни у кого не спрашивая, я знал, что пару минут тому назад у бокового, артистического входа остановились две неприметные машины, несколько человек высадились сразу изо всех дверец и мгновенно оказались внутри, где их уже ждали. Это означало, что блуждавшие весь день слухи о приезде и выступлении Претендента наконец-то оправдались: престолонаследник Александр прибыл на встречу со своими будущими подданными.
Я стоял, провожая взглядом последних ускользавших из фойе участников съезда. Я не спешил последовать за ними. Еще не время было.
Ко мне подошел человек — серенький, неприметный в мешковатом костюме, под которым при желании можно было бы спрятать хотя бы и противотанковый гранатомет; впрочем, такого оружия у него не было, это я знал наверняка. Я вопросительно взглянул на него. Он кивнул:
— Подтверждается.
Я сказал:
— Не думаю, чтобы он предпринял что-то немедленно; он постарается в назначенный миг быть у всех на глазах — чтобы ясно было, что он тут совершенно ни при чем. Думаю, он вообще и не собирался действовать сам: он — организатор, а не исполнитель. Его делом было техническое обеспечение, это ему удалось, а теперь он должен лишь проследить за результатами. Однако если он поймет, что операция срывается — может, конечно, и пуститься во все тяжкие.
Так что присмотр за ним нужен неослабный.
— А кто исполнитель — известно? — спросил мой собеседник.
— А кто исполнитель — известно? — спросил мой собеседник.
— Они — поблизости от театра, мы их пасем. Плохо то, что нам не известен заказчик: их может быть достаточно много.
— Не беспокойтесь. Здесь мы ничего не позволим.
Я, собственно, и не беспокоился. Тут работали профессионалы с обеих сторон.
Человек повернулся — и через секунду растворился, перестал существовать в поле видимости. Исчезнуть — намного труднее, чем появиться; парень умел это делать прекрасно. Давняя школа.
Я присел на один из свободных стульев и надел наушники, чтобы прослушать переданный мне текст. Он был, в общем, в порядке. Лишь несколько слов пришлось стереть и заменить на другие. Вполне пристойный текст.
Это заняло не более десяти минут. В зале все еще стоял ровный гул, что означало, что действо пока не началось. Я встал со стула и огляделся. Другой человек, неизвестно когда и откуда возникший, стоял в трех шагах — чем-то неуловимо похожий на первого, хотя по облику вроде бы совершенно другой. Поймав мой взгляд, он приблизился. Я передал ему диктофон.
— Все в порядке. Доставьте.
И, предвосхищая вопрос, добавил:
— Я, возможно, выйду из театра. Ненадолго.
Человек не произнес ни слова. Его просто не стало.
Я оглянулся на двери, ведущие в вестибюль. Возле каждой из них стояло теперь по два рейнджера. Их автоматы нельзя было бы утаить под элегантными облегающими пиджаками; но ребята и не старались скрывать оружие.
Ну как будто бы все.
Я вошел в зал и направился к месту, которое все это время сберегала для меня Наташа. Она глянула на меня, — показалось, — как-то отчужденно. Я попытался улыбнуться, но получилось это, по-моему, не очень убедительно.
А зал словно бы взорвался. Но вовсе не по поводу моего появления. Для зала я был — никто. Журналистов и без меня здесь была едва ли не половина из присутствующих. Одним больше, одним меньше — невелика разница.
Я присел и, собравшись с духом, хотел сказать ей несколько слов — пока еще можно было. Сейчас мы с ней балансировали на лезвии самурайского меча. Долго на нем не протанцуешь. И нужно было сделать что-то, чтобы мы спрыгнули не по разные стороны клинка.
— Наташа… — начал я.
Но писк связи прервал меня.
То был Иванов.
— Экстренно, — проговорил он прямо мне в ухо. — Только что зафиксировали: в наблюдаемую машину сел знакомый. Тот, кого упустили у Реанимации.
Выглядит он нормально, хотя передвигается, похоже, с некоторыми затруднениями. Пожалуй, стоило бы вам самому взглянуть.
— Иду, — ответил я.
Наташа смотрела на меня так, словно видела последний раз в жизни. Вряд ли потому, что вдруг испугалась за меня: похоже, что в мою способность выкручиваться из неприятных ситуаций она успела поверить. Скорее собиралась сейчас встать и уйти — и забыть, что я вообще существую на свете. Я склонился к ней. И сказал самым внушительным тоном, на какой только был способен:
— А ты не трогайся с места. Пожалуйста. Дождись меня.
И добавил:
— Пока меня нет, связь пойдет через тебя. На, держи. Защищенный.
И сунул ей в руку мобильник.
Она подняла брови и хотела что-то спросить, но я замахал на нее руками и заспешил к выходу.
Она подняла брови и хотела что-то спросить, но я замахал на нее руками и заспешил к выходу.