На то, что в машине присутствует еще кто-то, сутенер и «девочки» доселе не обращали внимания. Но когда на крышу «Москвича» одним коротким прыжком взметнулся забавный зверек яцхен, монтировка, летящая к блестящей лысине полковника, замерла на полпути. Рука мужика сама собой разжалась, и железяка с тихим лязгом шлепнулась на асфальт.
— Гр-р-р!!! — зарычал я, распахивая крылья и выпуская когти.
— И-и-и-и!!!
— А-а-а-а!!!
— [цензура] мать!!!
А потом все пятеро бросились наутек с поистине феноменальной скоростью. Девицы оглушительно визжали, едва не падая на своих шпильках, а вот «Пауль» бежал молча, с легкостью опередив подопечных аж на два корпуса.
— Шо это они? — удивился Щученко, обтирая лысину платком. — Товарищ Бритва, а шо они так драпанули, а?
— Вас испугались.
— Думаете? — расплылся в широчайшей улыбке полковник. — Я тоже, значить, думаю схожим образом! То-то же, будуть знать, как сопротивляться ответственным работникам государственной, значить, безопасности!
Я торопливо вернулся в салон — вдалеке уже виднелся свет чьих-то фар. А лишние свидетели мне как-то совершенно не нужны — такой уж я человек, знакомство со мной так просто не забывается.
Щученко появился рядом со мной минуты через полторы. Он забежал в опустевший киоск и вернулся, нагруженный кучей разного добра. Хомячий инстинкт бравого полковника никак не мог позволить бросить на произвол судьбы такую груду бесхозного имущества. Особенно если учесть тот факт, что большую часть товара составляли жидкости, основанные на C2H5OH.
— Принимайте, значить, боевые трофеи, товарищ Бритва! — похвастался Щученко.
Особенно если учесть тот факт, что большую часть товара составляли жидкости, основанные на C2H5OH.
— Принимайте, значить, боевые трофеи, товарищ Бритва! — похвастался Щученко. — Отбито у вероятного противника с великой храбростью и самоотверженностью! Непременно найдеть применение у советского, значить, пролетариата.
— Угу. Насекомых травить или, там, стекла в очках протирать, — согласился я.
— Ну, це уже разбазаривание ценного вещества! — возмутился полковник. — Не дадим, значить, вредителям и саботажникам тратить ценный этиловый спирт на сякую ерунду и буржуазные излишества! Так-то! А хто, значить, не согласен…
— …того к стенке? — предположил я.
— Нет. Тому мы, значить, выпить не дадим — буде всухомятку воблу трескать! А всухомятку ее трескать как раз неинтересно! — категорично заявил Щученко.
Хотя совет мой явно намотал на ус — тут же откупорил самую маленькую бутылочку («Звезда Севера» — одна из лучших водок в мире!) и начал протирать линзы очков, одновременно втягивая мохнатыми ноздрями любимый аромат.
— Полковник, ремень застегните, а? — попросил я.
— Вы, товарищ Бритва, не суйте свой нос в частные дела КГБ. Хочу — застегиваю, не хочу — не застегиваю. А захочу… ху-ху-ху! Ху-ху-ху! Ху-ху-ху!
— Как хотите, — не стал настаивать я. — Ваши проблемы.
— Воть именно… Тэк-с, а шо еще я здесь экспроприировал?
Кроме кучи бутылок полковник прихватил еще и какую-то папку — ну так, до кучи, даже не заглянув, что там. Теперь он без особого интереса развязал тесемку… и отшвырнул украденное так, будто нашел под обложкой ядовитую змею.
— Яка буржуйска пакость! — брезгливо процедил Щученко.
Я с интересом подобрал упавшую папку правой нижней рукой, двумя средними продолжая рулить, а левой верхней — опрокидывая в пасть бутылку коньяка. Многостаночная система — удобная вещь. Думаю, если мне предложат снова стать человеком, я откажусь — слишком много потеряю.
В папке, столь презрительно отброшенной полковником, оказались порножурналы. «Плэйбой», «Пентхауз» и еще какие-то — я в этом не специалист. Ну а какая еще литература может оказаться на рабочем посту сутенера? Кафка, может?
— Журналы как журналы… — прохрипел я, откладывая их на заднее сиденье. — Вы, товарищ полковник, не путайте нравственность и ханжество.
Щученко задумался над моими словами и, похоже, проникся. Во всяком случае он забрал папку обратно и начал медленно перелистывать страницы, время от времени прикладывая к глазам бинокль. Вероятно, решил, что врага надо знать в лицо.
А меня это вполне устраивало. Пока полковник изучал добытую с боем порнографию, он ни на что больше не отвлекался. Только время от времени смущенно подхихикивал, да крутил головой, выражая большое коммунистическое «фи!» всей этой похабщине.
Так мы наконец-то добрались до пункта назначения. Я вышел наружу, громко хлопнув дверью и попросил:
— Ефим Макарович, подождите меня здесь, ладно?
— Товарищ Бритва, а де это мы? — насторожился полковник, натягивая противогаз. — Це ж кладбище!
— Опять ваш знаменитый дедуктивный метод? — выразил восхищение я. — Как догадались-то?
— А це нетрудно! Тут же кругом могилы! И кресты… — недовольно засопел он сквозь резиновый хобот. — Старое, значить, кладбище — на новых давно все кресты отменили к ядреной фене! Звездочки красные на плитах — воть и вся похорона! И вообще — воть наступить коммунизм, наши, значить, советские ученые смерть победять, и все советские граждане будуть жить вечно!
— Угу.
— Старое, значить, кладбище — на новых давно все кресты отменили к ядреной фене! Звездочки красные на плитах — воть и вся похорона! И вообще — воть наступить коммунизм, наши, значить, советские ученые смерть победять, и все советские граждане будуть жить вечно!