— Это мигом. — Юнец сорвался с места.
— Ну, шо скажешь, Вальтер? — Лис кивнул в сторону убегающего подростка.
— Вроде неплохое приобретение, — вздохнул я. — Но меня сейчас больше заботит другое. В его рассказе есть необычная деталь.
— Это ты о перстне, что ли?
— Не совсем. Вернее, отчасти. Малец сказал, что печатка упала ему на голову, когда уже рассвело.
— И что?
— В конце осени в Санкт?Петербурге светает поздно, а призраки исчезают после третьих петухов.
— Ты хочешь сказать, что это был не призрак?
Я лишь молча пожал плечами.
Мальчишка и впрямь оказался ценным помощником. Услышав, что можно неплохо заработать на пустяковом деле, к особняку наперебой устремились окрестные жители, все больше юнцы и молодухи, но также и пожилые деды с темными, будто навеки загорелыми лицами.
— А мужики где же? — поинтересовался у подручного Лис.
— Знамо дело где, — удивился вопросу бойкий слуга, — пушки льют. Тут еще от царя Петра литейщики да пушкари отдельными слободами поселены.
— Ну да, конечно, — пробормотал Лис. — Как я мог забыть? Литейный проспект.
— Чего изволите? — прислушался к его тихим словам юнец, очень быстро признавший в Сергее непосредственного начальника.
— Ничего!
Вот наконец дорога к дому была расчищена, и мы поднялись широкими каменными ступенями к массивной двери, у которой в напряженном ожидании скалили грозные клыки два каменных льва.
— Здесь накрепко закрыто, — неизвестно зачем предупредил нас заботливый подросток. — Вон там, где виноград растет, на втором этаже оконце приотворено. Я через него залезал. — Он указал пальцем наверх и тихо ойкнул. — Глянь?ка, заперто.
Я удивленно посмотрел на говоруна:
— Как звать?то тебя, храбрец?
— Тишкой величают, Тихоном то есть. А отец мой Антип Прохоров. Вот я, стало быть, и получаюсь Тихон Антипов.
— Ты что ж, любезный Тихон Антипов, думаешь, мы в дом через окно ходить будем?
— Да нет, как же, — смутился мой собеседник. — Дверями, конечно! Я ж тока о том, что прежде окно не заперто было, а ноне вот…
— Голова твоя два уха, — хмыкнул рядом стоящий Лис. — Ты как думаешь, когда дом продавали, его осматривали или так, честным словом обошлись?
— Знамо дело обходили!
— Вот тогда?то окошко и закрыли.
— Оно, вестимо, так, — не унимался Тишка. — Да только как, извольте знать, его закрыть можно было, когда рама в нем рассохлась да перекосилась?
— Вот ты упрямый, — стоял на своем Лис. — Поменяли раму или поправили. Невелик труд!
— Сергей, двери открой, — напомнил я, перебив спорщиков. — А то ведь здесь до ночи стоять будем.
Мой друг, бурча, полез за ключами:
— А вообще?то это непорядок! Надо будет решетки на окна поставить, а то вон, помнишь, в Вене умелец отыскался, тоже мимо двери в гости ходил.
— Помню, — заверил я. — Открывай дверь.
Лис повернул ключ в замке, и мы наконец вошли в обещанные нам странной цветочницей хоромы.
— Занятно, — проговорил я, оглядываясь.
— Занятно, — проговорил я, оглядываясь. — Как?то по?другому здесь все представлялось.
Открывшаяся нашему взору картина действительно вызывала удивление. Нет, здесь не стоял, посверкивая пустыми глазницами и скаля зубы, строй закованных в латы скелетов, и любимые читателями готических романов упыри не оставили посреди сводчатой прихожей следов недавней трапезы. Напротив, она была убрана, чисто убрана. Мебель, поставленная в доме, вероятно, еще в первой четверти прошлого столетия, блестела темным деревом, точно кто?то вытер с нее пыль нынче утром. Ни клочка паутины, ни грязи по углам — все опрятно и старательно выметено. Замок Брюса имел вид старинный, но вполне жилой.
— Забавно, — под нос себе проговорил я. — А скажи?ка, Тихон, прежний хозяин здесь часто бывал?
— Так… — замялся малец, — по правде ежели говорить, я его отродясь не видел. А в доме, сказывают, завсегда чисто, — поймав мой удивленный взгляд, пояснил он.
— Это призрак уборщицы, — заговорщицким тоном начал Лис. — Она умерла от разрыва сердца, когда увидела следы от грязных сапог посреди свежеубранной пиршественной залы. Следы приближались к камину и… О?о?о! Это был хозяин. Ну, тут, понятно, мизансцена, кровопролитная борьба чувства долга с чувством недолга. Тело хлоп в камин! А душа затаилась в дымоходе и стала коварно убирать по ночам и этим доводить хозяев до истерики.
— Что, правда? — спросил разинувший от удивления рот малец.
— Конечно, правда, — заверил генератор самой отборной галиматьи, которую мне доводилось слышать. — Так оно и было, я сам при этом присутствовал.
Нелепость Лисова утверждения начала доходить до развесившего уши мальчишки, когда мой друг ступил на покрытые ковровой дорожкой ступени и тут же растянулся во весь свой немалый рост.
— Я не понял. — Он сел, потирая ушибленный бок. — Кажется, на лестнице коврик поехал.
— Коврик на месте, — пожал плечами я, указывая на блестящие латунные штыри, удерживающие ковер на ступенях.
— А шо оно тогда?
— А ты подумай. — Я обвел взглядом помещение.
— Это ты, типа, насчет уборщицы намекаешь? — В голосе моего друга послышалась тревога.
— Я намекаю? Я вообще молчу.
— М?да… Виноват. — Сергей поднялся и, тяжело вздохнув, поплелся за мной по лестнице.