— Пока трудно сказать. Однако мы были бы вам признательны, если бы вы предупреждали нас о подобных неожиданностях. Все?таки на руках у Протвица распоряжение о нашем аресте.
— Приказ об аресте — лишь пугач, — отмахнулся Умберто. — Сейчас вы нужны иллюминатам, это несомненно. Постарайтесь выяснить о них как можно больше, заведите связи. Институту нужна такая информация!
— Обязательно займусь на досуге, — пообещал я, отключая связь, чтобы поскорее отделаться от щедрого на поручения начальства.
— Как только будет досуг. Все слышал? — Я повернулся к Лису.
Тот молча кивнул. В дверь, негромко постучав, вбежал радостный Тишка.
— Господа хорошие, самовар поспел. Велите подать или что ж?
— Пожалуй, — кивнул я.
— И внизу еще лакей какой?то письмецо вам принес, так я сказал ему дожидаться.
— Что за письмо? — удивился я. — Зови!
— Сей момент. — Расторопный слуга выпорхнул из библиотеки.
— Шо, опять письма? — всплеснул руками Лис. — Граф, страсть к эпистолярному жанру тебя погубит. В прошлый раз ты ушел на зов любви — и вернулся иллюминатором. А в России с ее грубыми нравами и вовсе можно якорем на дно пойти.
Я лишь хмыкнул и двинулся навстречу входящему лакею.
«Мой славный рыцарь, — гласила благоухающая жасмином записка, — помнится, не так давно в Вене вы обещали быть моим паладином, однако же, как мне кажется, напрочь забыли свои клятвы. Ежели образ мой не окончательно стерся в вашем сердце, я жду вас с сего дня и ежевечерне в своем приватном салоне в доме графа Литта, что на Большой Миллионной улице. По?прежнему расположенная к вашему сиятельству Е.».
— Передай хозяйке, я непременно постараюсь быть. — Лакей молча склонил голову и поспешил к выходу.
— Кто пишет? Шо хочет?
— Екатерина Павловна, — скупо отозвался я. — Надо бы букет сочинить.
— Об чем будем намекать, исходя из того, шо погода не цветочная? Предлагаю следующую икебану: березовое полено как символ элегантности, обвитое дурманом, обозначающим, шо ты обезумел от ее красоты, и банку консервированного горошка — мол, судьба разлучает нас, но в сердце моем ты будешь жить вечно. Ну, еще можно все это припорошить репейником — типа, за все признательны.
— Замечательный букет, — усмехнулся я. — Но, пожалуй, стоит продемонстрировать непоколебимую приверженность традициям. Остановимся на розах.
— Австрийские? Дамасские?
— Ну, до страстной любви все же далеко, поэтому возьмем Дамасские, так сказать, тихое, невысказанное чувство. Цвет белый.
— Ох уж это рыцарственное почитание. Буквально весь в печали гляжу на предмет обожания. Подай мне знак, что ты моя, и скинь с балкона фикус в кадке! Хоть магнолию, что ли, прибавь: мол, хочу — не могу, а то сплошные клены с кипарисами. Господи, прости мне этот пчелиный язык!
— Нет, пока не стоит, — покачал головой я.
— С ударением все верно? — съехидничал Лис, но тут же перебил сам себя: — О, гляди?ка! Пошел, пошел!
Я повернулся туда, куда указывал мой друг. Золотая птица как ни в чем не бывало спорхнула с насеста и, загребая когтями по мягкому ковру, с непреклонным упорством двинулась в сторону двери.
ГЛАВА 20
Жизнь — сложная штука, но открывается она просто, как ящик.
О. Бендер
Золотой петушок вышагивал по полу с таким видом, точно всегда совершал в это время предобеденный моцион. Он замедлил шаг у закрытой двери кабинета и повернул в нашу сторону голову, словно удивляясь нерасторопности двуногих, лишенных перьев и клюва и даже вынужденных специально прикреплять к своим ногам шпоры.
— Капитан, ты будешь смеяться, но, по?моему, это крикливое средство массовой информации зовет нас прогуляться.
— Я буду смеяться? — Мой удивленный взор перекочевал с механизма, пытающегося оставить наше общество, на секретаря. — С чего ты взял?
Золотой петушок терпеливо подождал у порога, но видя, что мы не торопимся открывать двери, возмущенно заквохтал и угрожающе начал копать дыру в персидском ковре.
При его металлических когтях драгоценному ковру оставалось жить считанные минуты.
— Дверь открой, — проговорил я, и в этот миг Тишка, вносящий самовар, приотворил ее ногой.
Заждавшаяся птица опрометью метнулась в щель, едва не сбив мальчонку, стоящего на пороге. От неожиданности парнишка громко ойкнул и выпустил грузный самовар из рук. Тот с грохотом понесся вдогонку улепетывающему петуху, шипя, паруя и разбрызгивая во все стороны потоки кипятка.
— Ты цел? — Мы с Лисом бросились к замершему в оцепенении юнцу.
— А… Ага, — выдавил, хлопая глазами, ошеломленный Тихон. — А оно, того…
Что «того», нам так и не удалось дослушать. Чертыхаясь и скользя по залитым горячей водой ступеням, мы бросились вслед сбрендившему механизму.
— Лови его! — орал Лис. — Грабят! Золото убегает! Эй, кто?нибудь, полундра! Двери заприте!
К радости моего друга, быстроходный певец зари, оказавшись на первом этаже, двинулся вовсе не в сторону выхода, а к кухне.
— Вальтер, — на секунду останавливаясь, промолвил Сергей, — кажется, у этого бегового агрегата соображометр работает четко в сторону кормушки. Сам видишь, он не поперся как скаженный на мороз, а нацелился на продукты.
— Думаешь, ему необходимо зерно для нормальной жизнедеятельности?