— А разве я себе что?то позволил? — изумился я. Музыка стихла, давая танцующим перевести дух, и Каролина распахнула веер.
— Как здесь душно, граф, вы не находите? — сменила тему мадам Дезе.
— Отнюдь. — Я протянул Каролине руку, чтобы отвести ее к месту. Она легко оперлась на нее и… ах, с чувством рухнула мне в объятия, деланно лишаясь этих самых чувств.
— Воды! Воды! Воздуха! Принесите нюхательную соль! Немедленно следует послать за доктором Роджерсоном! — услышал я вокруг, продолжая удерживать картинно повисшую красотку.
Ее грудь в глубоком вырезе декольте была чуть прикрыта прозрачным муслином, и взоры присутствующих мужчин сошлись на этом вырезе, точно стрелы наступления на вражеской столице.
— Надо расшнуровать корсет, — предложил кто?то.
— Вот нюхательная соль, — железной рукой бесцеремонно раздвинув круг сочувствующих, приблизилась к пребывающей в обмороке гостье Екатерина Павловна Скавронская. — И одеколон. Граф, натрите виски и лоб вашей партнерше! — Я поймал испепеляющий взгляд хозяйки дома и почувствовал, как на спине начинает дымиться рубаха.
— И одеколон. Граф, натрите виски и лоб вашей партнерше! — Я поймал испепеляющий взгляд хозяйки дома и почувствовал, как на спине начинает дымиться рубаха. — Отчего же вы медлите, окажите даме помощь, которую она с таким нетерпением ждет!
Молнии, посылаемые подчеркнуто безмятежной Принцесс Ноктюрн, могли бы испепелить средних размеров город. Однако это было лишь начало. Продолжение бури ожидало меня глубокой ночью, когда гости разъехались и мы с Екатериной Павловной наконец остались одни.
— Для чего же вы остались, любезный граф? — остужая мой пыл ледяным взглядом, поинтересовалась хозяйка дома.
— Но, Катрин…
— Примите мои извинения! Признаться, у меня ужасно болит голова, и я бы сейчас не хотела никого видеть! — хлопком складывая веер, сообщила Екатерина Павловна.
— Вы что же, ревнуете? — предположил я.
— Сударь, ревновать можно лишь то, что достойно ревности. Вы же попросту дурачили меня все это время! — В голосе северной красавицы слышался полярный холод. — Не так давно в Вене я имела неосторожность поверить вашим рассказам о коварстве данной особы. Нынче же я своими глазами видела, как вы беззаботно порхали с этой пошлой выскочкой, нимало не заботясь о правилах хорошего тона и приличия!
— В чем же вы, сударыня, видите непристойность? — попробовал было возмутиться я.
— Вы что же, полагаете вполне пристойным танцевать с бывшей любовницей в моем доме? — Моя возлюбленная кипела от возмущения. — А эта сцена с обмороком?! Разве вам не известен сей прием светских кокеток, желающих дать кавалеру вполне ощутить свое тело в их объятиях?
— Катрин, я заверяю, эта женщина никогда не была моей любовницей, — пытаясь снизить накал страстей, взывал я к разуму. — А нынешняя ее выходка скорее всего призвана рассорить нас с вами.
— Что же тогда вы поддались на ее уловку, сударь?
— А что, по?вашему, я должен был сделать? Уронить на пол вашу гостью?
— Хотя бы и так. — Екатерина Павловна топнула раздраженно ногой. — Как бы то ни было, я прошу вас, граф, нынче оставить меня. Я желала бы побыть одна.
— Но я уже отпустил экипаж! — возразил я.
— Весьма досадно, граф! — безразлично отрезала госпожа Скавронская. — Однако же вам придется либо уехать, либо Уйти. Всего вам доброго!
Холодный ветер дул от Невы, свистя раскрученной нагайкой по заснеженному проспекту. Унылый будочник высунул нос глянуть на запоздалого прохожего, но, сочтя хмурого мужчину в медвежьей шубе достаточно состоятельным, а следовательно, благонадежным, не стал выходить на мороз, чтобы проверить документы.
Я шел, пытаясь отвлечься от гнетущих событий нынешнего вечера, раскладывая в уме пасьянс из наших странных дам, королей и тузов. Наполеон готовил заговор, это ни на минуту не вызывало сомнения. Он понимал, не мог не понимать, что скорый приход к власти цесаревича Александра грозит ему и всем «наполеоновским» планам абсолютным и безоговорочным фиаско.
Конечно, поход к Стамбулу, вожделенному Константинополю православия или же Царьграду русских сказок, мог покрыть гениального полководца новой славой, и войско в его руках стало бы огромной силой. И не подумал бы честолюбивый корсиканец кричать подобно Суворову, когда тому предложили возглавить мятежников: «Помилуйте! Русская кровь!» Кровь, будь то русская, турецкая или французская, — для него одного цвета и состава. Таким образом, временно отдалившись от столицы, Бонапарт, кажется, демонстрирует непричастность к дворцовым интригам и борьбе за власть. Однако же формирующийся у стен Петербурга корпус Понятовского может стать Бонапарту хорошим подспорьем, если в какой?то момент придется решительно вмешаться в хороводы вокруг опустевшего трона.
— Алле, Капитан! Я тебя ни от чего такого самоценного не отвлекаю? — внезапно прервал мои размышления Лис. — Прости, если не вовремя, но уж очень хочется поделиться с понимающим человеком. А кроме тебя ж, не с кем!
— Если не считать того, что я, как побитый пес, бреду в сторону дома по Невскому проспекту, думаю и как бы наслаждаюсь природой, то все просто замечательно, — заверил я друга.