Агентами и резидентами становились люди весьма разных талантов и склада ума. А уж характеры их — дело и вовсе глубоко индивидуальное. Скажем, резидент Института, руководивший агентурой в этом мире, имел характер непримиримо требовательный и, мне показалось, вздорный. Возможно, до этого ему не приходилось иметь дела с оперативниками вроде нас, и он предъявлял к свежему пополнению те же претензии, что и к обычным стационарным агентам, но как говорил Лис, клиент хочет странного. Хороши мы были бы сегодня днем, запрашивая у резидента разрешения атаковать разбойников на лесной дороге.
Между тем пауза затягивалась, и новообретенное руководство, сочтя наше молчание признаком глубокого раскаяния, бросило хмуро:
— То, что вы говорили о депеше, — правда?
— Чистая правда, — признал я.
— Давайте ее сюда, — скомандовал резидент. Я со вздохом вытянул пакет из кармана.
— А позвольте узнать, ваше превосходительство, как вас тут звать?величать? — склоняясь в насмешливом поклоне, поинтересовался Лис.
Руководство бросило на любопытного агента недовольный взгляд, но, по зрелом размышлении сочтя вопрос резонным, решило сменить гнев на милость.
— Меня зовут дон Умберто Палиоли, — резидент вытащил из томика Горация нож с костяной рукоятью, — я совладелец и управляющий «Банко ди Ломбарди». — Он вонзил серебристый клинок в полотно, и я с грустью отметил для себя, что мои терзания по поводу корректности просмотра чужой корреспонденции господину Палиоли абсолютно не свойственны. Впрочем, чему тут удивляться?
— Итак, я возглавляю венский филиал банка и руковожу его операциями по всей Австрии. Так что можете не сомневаться — финансовых проблем у вас не будет. Вы, сударь, — он обратился ко мне, — должны жить на широкую ногу, но призываю вас помнить, что деньги, которые вы тратите, казенные, а потому расходуйте их экономно.
— О, будьте уверены! — улыбнулся я. — На этот счет вы найдете верного союзника в моем секретаре.
— Надеюсь, — коротко ответил банкир, доставая из холщевого пакета запечатанный восковой печатью длинный бумажный конверт.
— Надеюсь, — коротко ответил банкир, доставая из холщевого пакета запечатанный восковой печатью длинный бумажный конверт. Не желая, должно быть, возвращаться к этой теме, господин Палиоли направился к бронзовому канделябру и поднес нашу добычу к пламени свечи. Затем, орудуя все тем же ножом для бумаги, аккуратно приподнял чуть растопившуюся печать.
— Ну?ка, что здесь? — Одним движением, каким обычно в банке извлекаются из конвертов вложенные чеки, он выхватил сложенные вдоль листки тончайшей рисовой бумаги, усеянные строчками каких?то символов. — Проклятие! Да это шифр! Интересно, что за шифровки передают Бонапартию из Парижа? Что тут у них на печати? — Банкир уставился на оплывший восковой кругляш. — Увы, мне это ни о чем не говорит.
— Можно ли мне поглядеть?
Маэстро Палиоли пожал плечами и протянул мне конверт.
— Это отпечаток перстня.
— А вы что же, ожидали увидеть большую печать базилевса?
— О нет, — я покачал головой, пропуская колкость мимо ушей, — как мне кажется, на печати изображена пчела.
— Вы что?нибудь об этом знаете?
— Немного. — Я пожал плечами. — Пчелы были на гербе, который Наполеон предполагал учредить для Франции, а еще они являлись эмблемой древней франко?германской династии Меровингов, а кроме того, пчела — символ общего дела и готовности погибнуть ради его успеха.
— Недурно. — Пожалуй, за сегодняшний вечер это было первое доброе слово со стороны нашего «старого друга». — Как вы полагаете, кому принадлежит сей таинственный знак?
Я развел руками:
— Возможно, кому?то, ведущему свой род от потомков Дагоберта III, а может, и организации заговорщиков, работающих на Бонапартия.
— Все это лишь домыслы, — недовольно поморщился резидент. — Ладно, может, расшифровка даст больше. Это я заберу с собой, завтра вы получите спасенное послание в прежнем виде. А теперь давайте вернемся к тому, что вам предстоит сделать.
Резидент пожевал губами невидимую соломинку, возможно, для коктейля, обдумывая, достойны ли мы быть посвященными в сокровенные тайны европейской политики.
— О том, как бедный корсиканский лейтенант стал российским графом и генерал?адъютантом императора Павла I, вас, полагаю, уже информировали.
Мы с Лисом молча кивнули.
— Конечно же, несмотря на такой оборот судьбы, мы не стали оставлять без внимания фигуру несостоявшегося императора французов. Благо его семья по?прежнему оставалась на родине, а Наполеон выказал себя любящим сыном и братом. При помощи нашего банка мы предоставили императорскому фавориту максимально выгодные условия для перевода денег и пересылки корреспонденции из России во Францию.
— А шо, почту здесь еще не изобрели? — вставил свои шесть пенсов Лис.
— Корреспонденция столь высокопоставленных особ немедля попадает в черный кабинет российской почтмейстерской конторы, — не моргнув глазом отозвался Палиоли. — А письма графа Бонапартия, как вы сами увидите, хоть и не зашифрованы, но изобилуют рядом иносказаний и аллегорий, вероятно, понятных лишь посвященным.
— Например? — не удержался я от вопроса.