— А еще говорят, итальянцы — пылкие, веселые люди, — глядя вслед удалившемуся гостю, прокомментировал Сергей. — Бессовестно врут! Не, Капитан, бывают в жизни огорчения. Я уж было раскатал губу: дворцы, экипажи, денег полная лопата… Мадам, месье, скажите, князь, милейший барон, а не соизволили бы вы пойти сексуально?пешеходным маршрутом…
— Сергей, — поморщившись, оборвал его я.
— Да не, я только в том смысле, шо сюда бы, скажем, Мишеля Дюнуара из отдела мягких влияний или, опять?таки, твоего крестного дядюшку лорда Барренса… а то этот позор итальянского народа кумарит меня по полной программе.
— Во?первых, Ломбардия — не совсем Италия. Она была заселена лангобардами, а те, в свою очередь, выходцы из Скандинавии, а во?вторых, без ложки дегтя эту бочку меда записали бы нам как очередной отпуск, так что грех жаловаться. А посему, я полагаю, стоит принять ванну и… как ты говорил? Лучшая подружка — мягкая подушка?
— Ва?ан?на… — мечтательно протянул Лис, изображая на лице задумчиво?возвышенную гримасу, — шарман, блин.
Засыпая, я требовал у своего подсознания яркий, почти вещий сон о грядущем бале, о том, как в зажигательной мазурке я, зазывно поводя бровями, пленяю русскую красавицу, о том, как промозглый ноябрь сам собой сменяется маем. Ведь какие же страстные признания, когда в увитой виноградом беседке, гоняя сор, гуляет ветер, а соловья даже из?под палки не заставишь пропищать и пары амурных рулад. Но договориться с Морфеем не удалось, и он, очевидно, принимая в расчет, что не родился еще на венской земле Зигмунд Фрейд, словно туза из рукава, снова выкинул батальную сцену, разыгравшуюся сегодня на холмах Австрии.
Вот придорожный лес, пугающий голыми остовами деревьев, нежданно?негаданно взорвался вспышками ружейных выстрелов, вот барабанная дробь отмерила такт шагов сомкнутого каре, вот ощетинившийся штыками строй, ускоряя ход, ринулся в неудержимую атаку на обломки кареты, вдруг превратившейся в укрепленный редут.
— Мой генерал, пушки готовы к бою! — послышался у самого уха голос лейтенанта де Сен?Венана.
— Что? — Я обернулся, вздрогнув от неожиданности.
Лейтенант стоял передо мной, запахнувшись в серый плащ, из?под которого виднелся красно?бело?зеленый мундир конных егерей. Его руки были заложены за спину, и тяжелый взгляд, бросаемый на выжженную прерию из?под выгоревшей треуголки, был мрачен и угрюм.
— Нельзя атаковать плотный строй пехоты, не обработав его хорошенько артиллерией, — подняв на меня пронизывающие черные глаза, изрек офицер, а затем рывком сдернул завитые усы, и я тут же узнал в нем повзрослевшего лет на десять Наполеона Бонапарта из корпуса Лафайета. — Пли!
Грохот пушечного залпа заставил меня вновь ошарашенно поглядеть на старого знакомца. Вместо привычного орудийного рева, от которого грозят лопнуть барабанные перепонки, это был какой?то дребезжащий звон, точно кто?то случайно уронил канделябр. Канделябр?! Я дернул головой и открыл глаза. За стеной кто?то тихо выругался: «Доннер веттер!»[6]
— Лис, это ты? — Я активизировал связь.
— Шо, Капитан, заметить решил? — спустя несколько мгновений возмущенно прошипел Сергей. — Конечно, я. А ты кого думал застать?
— Ну, слава Богу, а то я думаю: кто там ходит?
— Вальдар, ты часом не переохладился? Шо я, лунатик — посреди ночи по дому шастать? Сплю я.
— Погоди, не шуми. За стеной вроде кто?то ходит.
— Ну, кто?то ходит, велика беда. Кошка, может быть. Тараканы. Часы. Привидения опять же…
— Вряд ли привидения, столкнув что?то тяжелое, ругаются по?немецки. — Я прислушался к собственным ощущениям. — Точно по?немецки. Кстати, к тараканам это тоже относится.
— Да?а… — Голос Лиса звучал встревоженно и уже значительно бодрее. — Сейчас буду.
Я откинул одеяло и, стараясь не создавать лишнего шума, уселся на кровати. Шелковый балдахин нависал над широченным ложем, превращая его в отдельный мир, отгороженный от житейских невзгод полупрозрачной кисеей.
Я откинул одеяло и, стараясь не создавать лишнего шума, уселся на кровати. Шелковый балдахин нависал над широченным ложем, превращая его в отдельный мир, отгороженный от житейских невзгод полупрозрачной кисеей. Тихие крадущиеся шаги за стеной не прекращались. В щель под дверью узким лучиком скользнул отблеск света, какой обычно дает потаенный фонарь, когда человек, держащий его, поворачивается на месте.
Шаги стихли, а вместо них послышался шорох бумаги. Мои глаза уже достаточно привыкли к темноте, чтобы без труда разбирать контуры окружающих предметов. Едва дыша, я осторожно протянул руку к изголовью кровати, за которым, по укоренившейся привычке, была спрятана шпага. Случаи всякие бывают, а уж если ничего не случится, рассказывают, что хладное железо хорошо помогает от злых духов. Отточенный клинок мягко вышел из ножен. Ощутив в ладонях холод рукояти, я тихо поднялся и крадучись начал приближаться к двери, ведущей в кабинет.
— А ну стой! — Лис возник в разделявшей нас комнате на секунду раньше меня.
Лающий хлопок пистолетного выстрела был ему ответом.
— Стоять! — Я ударом ноги распахнул дверь и, резко наклонившись, чтобы не получить шальную пулю, ворвался в кабинет.