Мы как китайские болванчики затрясли головами, улыбаясь в ответ.
— Видишь, ни бельмеса не понимают, — поделился своими наблюдениями с приятелем артиллерист, — можешь продолжать.
— …Вот я и говорю, если австрияки с русскими оседлают высоты, а поверь мне, они их обязательно оседлают, то пытаться вышибить их оттуда будет безнадежно.
— Я слышал, в Италии базилевс брал и не такие склоны! Как?то с шестью гренадерами он обошел противника с тыла и, взобравшись по отвесной скале, наткнулся на стену. Недолго думая наш Александр перебросил своих молодцов во вражеский лагерь, затем перебрался туда и сам. Представь себе, каково было итальянцам увидеть, что мы уже у них в самом сердце!
— На то он и Александр Великий, — развел руками майор. — Но сейчас зима, склоны обледенели. К тому же дело, похоже, к оттепели, а если так, то с ночи будет висеть туман, а в тумане не повоюешь.
— Но ведь нас тоже не будет видно!
— Это тебе не будет видно, куда бросать свои ядра. А нам со штыками наперевес необходимо знать, куда идти.
— Майор Дюфорж, — вскакивая, повысил голос артиллерист, — вы что же, обвиняете меня в трусости?
— Лейтенант Понтевре, — тут же подскочил его собеседник, — я не сказал ни единого лживого слова! А что уж вы себе домыслили, меня не касается!
— Да как вы смеете! — Слова лейтенанта сопровождались звонкой оплеухой.
— Ну шо, граф, — с интересом наблюдая традиционную картину выяснения отношений между родами войск, проговорил Лис, — засиделись мы тут как?то, пора бы и честь знать.
— Рановато. — Я критически поглядел в забитое досками окно. Сквозь щели виднелись далекие костры. Ранняя декабрьская мгла, опустившись на землю, превращала в ночь короткий зимний день. Со двора слышались чьи?то оживленные голоса, а стало быть, время для побега еще не наступило. — Вызови пока конвой, пусть разнимут дебоширов.
Слушая, как вошедший в раж Лис колотит в дверь с криком «Полундра! Убивают!», я наклонился к уху барона Мюнхгаузена:
— Эти галльские петухи, судя по всему, сражаются уже не первый день. Когда всё в лагере утихнет, мы затеем очередную драку и, воспользовавшись сутолокой, перебьем охрану. Вы согласны?
— Можете рассчитывать на меня, — отозвался волонтер. — Но что вы намерены делать дальше?
— Вон на тех дальних высотах, — я кивнул в сторону окна, — судя по рассказу этих драчунов, русские позиции. Если взять мундиры караула и, скажем, майора, появится возможность добраться вплоть до передовых французских позиций. Ночью ожидается туман, так что короткий рывок — и мы вне зоны поражения.
Если взять мундиры караула и, скажем, майора, появится возможность добраться вплоть до передовых французских позиций. Ночью ожидается туман, так что короткий рывок — и мы вне зоны поражения. В сущности, французские пули будут опасны для нас на дистанции, которую можно преодолеть меньше чем за минуту. За это время опытный стрелок делает не больше двух выстрелов, и если нас не станут обстреливать целым батальоном, шанс попасть в такую мишень угасающе мал.
— Замечательный план, — тихо проговорил Мюнхгаузен. — Сейчас же, как я понимаю, необходимо притвориться, что мы вполне довольны своей участью.
Конвой, потревоженный грохотом и воплями Лиса, орудуя прикладами ружей, в течение нескольких секунд разнял дерущихся вояк, и почтительный капрал, не забыв извиниться перед вышестоящими командирами, потребовал у господ офицеров вести себя пристойно, тем более перед лицом врага. Лица врага, то бишь наши, были невозмутимы и выражали стоическую покорность судьбе.
Капральского внушения хватило часа на два. Затем сражение между артиллерией и пехотой разгорелось с новой силой, и опять изображающий панику населения Лис колотил в двери, истошно вопя и призывая конвой на помощь. Наконец шум, доносившийся из лагеря, стал утихать, однако не успел я обрадоваться наступающей тишине, как она была разорвана суровым голосом Умберто Палиоли, ни с того ни с сего возникшим в моей голове.
— Где вы, черт возьми, находитесь? — раздраженно вопрошал резидент, точно, уйдя в соседний трактир, мы позабыли вернуться пред его светлы очи. — Вы уже несколько часов назад должны были приехать!
— Ну, в общем?то мы уже приехали, — услышал я тираду напарника, также, как и я, ощутившего в голове повышенное давление начальственного гнева.
— Мы на гауптвахте, — пояснил я.
— Какой еще гауптвахте? — после долгой паузы возмущенно поинтересовался Палиоли.
— На французской, — честно ответил я.
— Вас что же, не освободили?
— Я бы сказал, не совсем.
— Как это понимать?
— Сначала нас пытались освободить, потом мы всех, — пустился я в объяснения, — взяли в плен, потом нас самих взяли в плен, и вот мы на корпусной гауптвахте маршала Дезе.
— А этот брауншвейгский волонтер?
— С нами, — заверил я.
— Пресвятая Дева! С кем приходится работать? — недобро процедил дон Умберто. — Что же вы теперь намерены делать?
В этот момент я уловил очередную фразу разговора, брошенную неугомонным лейтенантом в лицо разъяренного майора:
— …Но эти дурацкие синяки на лице позволят вам завтра отсидеться здесь, а не идти перед строем вашего батальона на позиции русских.