Двое белых евнухов, судя по внешности, греков или фракийцев, охраняли киоск в отсутствие властной хозяйки, но, услышав распоряжение госпожи, засуетились, спеша открыть нам двери, расстелить персидские ковры и набросать расшитые подушки для удобного сидения высокородных дам.
Угощение появилось едва ли не сразу после того, как мы расположились в комнате с прекрасным видом на Босфор, где как на картинке, заключенной в огромную резную раму, красовались фрегаты некогда грозного флота неудачливого султана. Между кораблями туда?сюда быстро сновали ялики и лихтеры, где на веслах, а где под косым латинским парусом.
Ждать подругу самовластного повелителя Османской Порты нам пришлось не менее трех часов. Привычные к быстрым решительным действиям гусары, да и Мюнхгаузен, вынужденный актерствовать перед лицом неприятеля вместо того, чтобы встретить его во всеоружии, раздраженно перешептывались, должно быть, подозревая нашу союзницу во всех тяжких грехах. Пытаясь скоротать время, я вызвал Лиса.
Визирь султана не бросал слов на ветер, и теперь Сергей, на радость собравшемуся Дивану, расцвечивал сообщения о полном разгроме Александра Дюма множеством колоритнейших деталей.
— …И тут я заметил, как Гетайры Доблести окружают своего базилевса железною стеной и пытаются пробить дорогу сквозь наш строй, пусть даже и ценой собственных жизней. Я крикнул им: «Сдавайтесь, неверные! Аллах любит храбрецов, мы сохраним вам жизнь!» Но эти безумцы, вскормленные молоком дикой волчицы, кричали в ответ: «Как бы не так! Гетайры умирают, но не сдаются!»
— И что же? — с замиранием сердца переспросил Селим III, внимавший довольно своеобразному, но весьма эмоциональному пересказу последнего этапа битвы при Ватерлоо.
— Пророк Мохаммед свидетель мне, это был тот редкий случай, когда гяуры сказали правду. Они полегли все до одного, прокладывая кровавый путь к спасению того, кого они величали базилевсом.
— О?о?о! — почтительно вздохнул султан, качая головой. — Какие храбрецы! Мне бы столь верных и преданных воинов.
— О величайший из великих! О гром молний Аллаха! Солнце, Луна и все прочие светила, даже те, которые не видны простым оком, служат тебе, предвещая сокрушительные победы. Как же можно усомниться в непоколебимой верности твоих подданных?
— Все это слова, только слова, — пренебрежительно отмахнулся Селим III. — Кругом измены и предательства! Мне стоило бы казнить всех, кто осмеливается противоречить моей воле, пусть даже шепотом, даже наедине с собой. Я же пытаюсь увещевать неразумных, говорю им, что сам Аллах велел побивать неверных их же оружием. Но тем, кто желает сытно есть и мягко спать, нет дела ни до султана, ни до Аллаха. Однако я перебил тебя, храбрый узбаши, поведай, чем же закончился этот бой?
— Зная, как опасен может быть враг, я оставил за грядой холмов отряд в сотню отборных мамлюков. Когда же базилевс Искандер с гетайрами уже пробился к дороге, я обрушил клинки правоверных на его голову и головы тех, кто был с ним. Они не могли больше драться и бежали до самого моря, не желая испытать милость Ибрахим?Паши.
Дальнейшего я не видел сам, но, как мне говорили, даже бездна не остановила неистовых франков! Они бросились в кипящие воды, точно ища в них спасения, и нашли там неумолимую гибель.
— То, что рассказываешь ты, мой славный ага, наполняет сердце мое радостью и одновременно скорбью…
— Господа, — послышался тихий голос Мюнхгаузена, прервавший мои созерцания, — по тропинке, идущей сюда, стражники ведут Наполеона.
— Много охраны? — скороговоркой выдохнул Денис Давыдов.
— Три человека, и все евнухи.
— Черные? Белые?
— Черные, — доложил Конрад.
— Это хуже, — вздохнул я. — Черные вполне сохраняют ловкость и силу.
— Нас тут четверо! — напомнил Денис Давыдов. — И все отчаянные рубаки! Неужто мы не одолеем каких?то евнухов?
— Скорее всего одолеем, — усмехнулся я недобро.
— Нас тут четверо! — напомнил Денис Давыдов. — И все отчаянные рубаки! Неужто мы не одолеем каких?то евнухов?
— Скорее всего одолеем, — усмехнулся я недобро. — Однако это надо будет сделать тихо, быстро и одновременно. Становимся у дверей и начинаем по щелчку!
Черные евнухи, подойдя к роскошному павильону Айме, остановились, выслушивая доклад своих белых собратьев, затем, вероятно, желая выяснить, какого черта на месте встречи почтенной султанши с ее недостойным земляком делают жены приезжего узбаши, оставили пленника на попечение греко?фракийцев и устремились по лестнице на второй этаж, намереваясь испортить нам трапезу.
Это было не совсем то развитие событий, которого мы ожидали, но что поделать. Едва массивные фигуры черных евнухов ввалились в гостевые покои, я негромко щелкнул пальцами. Атака была стремительной и короткой, как это обычно бывает у кавалеристов. Мюнхгаузен обрушил свои немалые ладони на уши ближайшего недомужчины, я рубанул второго ребром ладони по кадыку, Давыдов с Багратионом сшибли с ног третьего и теперь, набросив на голову плотную накидку, готовили свою жертву к предстоящей встрече с Аллахом.
— Их надо закатать в ковры, — распорядился я. — Конрад, необходимо быстро пригласить сюда тех, кто снизу.