— Сергей, — прохрипел я, — быстро выкатываемся — и под сани.
Валяться в снегу, даже укутанным в медвежьи шкуры, — занятие не из приятных, особенно когда над головой свистят пули, а ты лежишь со связанными руками и ничего не можешь предпринять. Когда же к выстрелам примешивается звон клинков, то понимаешь, что дело и вовсе принимает оборот нежелательный, поскольку одно дело — обстрел колонны из укрытия, и совсем другое — стычка на дороге. В конце концов, кругом война, и французский отряд движется по — уж не знаю, занятой или нет, — австрийской территории, а коли так, то вполне возможно, что перед нами, вернее — над нами, какая?то регулярная часть, выследившая передвижение вражеского разъезда.
Даже предположив, что нас с Лисом сейчас освободят бравые австрияки и вернут в расположение доблестных богемских стрелков, радоваться почему?то не хотелось. Представляю себе вытянутые лица однополчан при появлении нашего сиятельства. Точно желая дать мне пищу для новых размышлений, в сани рухнуло тело. Рука неизвестного свесилась, и зажатый в ней клинок очутился прямо у меня перед глазами.
— В круге лошадь, над ней корона, — прошептал я, разглядывая клеймо на пяте клинка. — Брауншвейг. Эти?то откуда здесь взялись?!
Пальцы раненого кавалериста разжались, затем конвульсивно задергались. Его оружие выпало, утонув рукояткой в рыхлом снегу.
— Лис, — встрепенулся я, — я сейчас попробую ухватить саблю, а ты пристройся и перепили себе путы.
— Идет, — коротко выдохнул Сергей, стуча зубами от холода.
Захватить лежащий в снегу клинок оказалось делом непростым. Во?первых, то и дело возле саней появлялись чьи?то ноги, но что хуже всего — некоторые из них были снабжены копытами. С третьей попытки я перекатился и, захватив коленями клинок, с максимально возможной скоростью вернулся в начальную позицию.
С третьей попытки я перекатился и, захватив коленями клинок, с максимально возможной скоростью вернулся в начальную позицию. Насколько я успел заметить, бой не утихал. Должно быть, сбив притаившихся за утесом стрелков, капитан Буланже вернулся к пленникам и сейчас во всю прыть орудовал саблей, обороняясь и атакуя каких?то всадников в черных, расшитых серебряным шнуром венгерках.
— Ну что, есть? — с надеждой спросил Сергей.
— Есть! — резко выдохнул я. — Давай режь.
Лис повернулся ко мне спиной, пристраивая стягивавшую запястья веревку на сабельном лезвии.
— Ну, давай рвись, черт бы тебя побрал! — бормотал он, пытаясь рассечь путы. — Рвись, кому говорю! О, кажется, пошло.
Над нашими головами послышался отчетливый грохот. Должно быть, кто?то соскочил из седла в сани. Затем к импровизированному укрытию стремительно начали приближаться высокие сапоги со шпорами. Не дойдя до саней полушага, они остановились, принимая широкую фехтовальную стойку. Вновь послышался скрежет клинка о клинок, сапоги дрогнули, и вслед за тем возле превращенного в полевое укрепление экипажа рухнуло тело, рассеченное от плеча до пояса.
— Господи, как я этого не люблю, — прошептал я, закрывая глаза.
Кровь заливала снег ярко?алой кляксой, мгновенно впитываясь и темнея.
— А ты не туда смотри, — жестко процедил Лис, освобождая мои руки. — Глянь, вон за голенищами стволы торчат бесхозные. Нам эти волыны сейчас в самый раз будут.
Сергей был прав: как бы ни складывалось сражение над нашими головами, как бы ни шатало нас при ходьбе, повороты судьбы стоило встречать как подобает настоящему офицеру — во всеоружии.
Манера кавалеристов носить дополнительные пистоли таким странным, на первый взгляд, образом не предусмотрена ни одним уставом. Однако, находясь в седле, выдернуть оружие из сапога можно одним жестом, перезаряжать же на скаку штатные пистолеты — занятие на любителя, а в бою, где каждая секунда на счету, подобное любительство может стоить жизни. Чуть больше полувека спустя эта манера сошла на нет, вытесненная многозарядными револьверами Кольта и Смит?Вессона. Пока же, на наше счастье, полковник Кольт не уравнял людей между собой, и бесхозное оружие немедленно перекочевало в наши руки.
— Вот так?то лучше, — пробормотал Лис, проверяя, заряжен ли пистолет. — Постой?ка, брат мусью!
— Сдавайтесь, господин капитан, — послышалось сверху. — Вы ранены, и вам против меня не выстоять.
— Как бы не так! — раздался поблизости возмущенный окрик Буланже. — Черта тебе двухвостого! Это не моя кровь, это кровь твоих ублюдков.
— Тогда почему она течет из твоего плеча, французский недоносок?
— А этого не хотел? — Я отчетливо услышал сухой щелчок взводимого курка. — Как видишь, мне и одной руки хватит, чтобы продырявить твою тупую башку.
— Ну что, Капитан, подождем, пока эти умники друг друга порешат, или как?
— Буланже жалко, — скороговоркой прошептал я. — Он хоть и сын булочника, а вел себя как истинный рыцарь. Да и тот второй, если дон Умберто послал его нам на подмогу, то неправильно было бы допустить, чтобы герою прострелили голову.
— Тогда возьмем их в плен обоих, а там разберемся.
— Идет, — выдохнул я. — На счет «три» выкатываемся. Ты влево, я вправо. Сил хватит?
— Справимся! — Губы моего напарника сложились в недобрую улыбку.