— Так, кажется, все на месте. Жены любимые, слушай сюда! Провожу инструктаж, два раза повторять не буду! Чадры не поднимать, с незнакомцами на улицах не разговаривать. Увижу, не приведи Аллах, кто лодыжку из?под фериджей покажет, или вдруг замечу, шо с какими?то янычарскими мордами заигрываете, — немедленно секир?башка. А ну?ка быстренько все тут же вспомнили мою четвертую жену Фатиму! Она уже допоказывалась! Теперь «фати» отдельно, «ма» отдельно. — Лис для устрашения положил руку на усыпанный драгоценными каменьями эфес персидской сабли. — Чувствую себя почти холостяком. Кстати, надо будет об этом здесь настоятельно подумать. Так, — мой напарник закончил смотр «гарема» и наконец повернулся к встречающим. — Ну?ка, кто старший?
Офицер левендов, молча наблюдавший представшую его взору картину, выступил на два шага вперед:
— Кто вы, почтеннейший?
— Я Ахмад Акбар ибн Батик, сын принцессы Нури, узбаши бастанджи[33] осиянного славой и овеянного неисчислимыми победами Ибрахим?Паши, старшего сына и наследника Мухаммада Али, великого правителя Египта. У меня срочное донесение от моего господина вашему султану. По велению осиянного славой и все такое прочее я должен его доставить своими собственными ногами в его собственные руки.
Мюлаземи?эввель[34] морского батальона в своем вызывающе красном мундире и белом, хлопающем на ветру плаще смотрел на старшего по званию со смешанным чувством недоумения и восхищения. Чтобы прорваться в осажденную крепость под носом у врага, требовалась недюжинная отвага, а уж тащить с собой гарем мог человек, как выражался сам объект восхищения, абсолютно бескрышный.
— Султан в Диване, он не сможет вас принять.
— В лучших домах Каира и Иерусалима принято говорить «на диване», — не замедлил поправить его дальний потомок Сулеймана Великолепного.
— Султан в Диване, он не сможет вас принять.
— В лучших домах Каира и Иерусалима принято говорить «на диване», — не замедлил поправить его дальний потомок Сулеймана Великолепного. — Тогда чего стоим? Где у вас тут дежурный визирь или хотя бы уж какой?никакой трехбунчужный паша? Я не вижу должного уважения! Я посланец великого правителя или так, за рыбой в море вышел? Либо мне тут щас незамедлительно начнут оказывать соответствующие почести, либо я разворачиваюсь и ухожу по морям, по волнам, куда Аллах ишаков не гонял. Но тогда вы не узнаете, шо наши разгромили базилевса Александра и уже идут сюда… я вам об этом ни за что не скажу! Да преклонятся колени у всякого, слышавшего о доблести славнейшего из сыновей, зерцала правоверных Мухаммада Али. Чего ждешь?! — Лис выхватил из?за пазухи скрученный фирман[35]. — Я шо?то не ясно сказал? Султан занят — веди к визирю! А вы, курочки мои, погуляйте часок?другой по городу, прикупите там золотишка, жемчугов, рубинчиков… в общем, шо я вас буду учить! Касым, за подруг моего сердца отвечаешь тем, чего у тебя уже нет.
Саженного роста немой евнух сложил руки на груди и старательно поклонился в пояс не на шутку разошедшемуся повелителю.
— Капитан, — зазвучал в голове спокойный и хладнокровно?собранный голос Лиса, — держись на связи, если шо — я на тебя рассчитываю!
— Да уж можешь не сомневаться, — усмехнулся я, зыркая из?под чадры по сторонам.
Кавалерийская походка с характерным шаркающим по земле шагом — хорошее подспорье, когда пытаешься изобразить закабаленную женщину Востока. Как еще ходить, если не желаешь потерять остроносые туфли без задников и каблука? В сопровождении широкоплечего стража нашей скромности мы двигались гуськом по заполненным народом улицам Константинополя, выискивая ювелирную лавку с дюжиной полумесяцев на вывеске.
Объемная карта древнего города, предоставленная в мое распоряжение Базой, демонстрировала и наше расположение, и неведомую Пшеничную улицу, и возможные маршруты движения в лабиринте узких кривых улочек и закоулков. Это было неоценимое подспорье для прогулок в огромной столице Османской Порты с застройкой не менее витиеватой, чем строки арабского письма. Однако никакая карта не могла учесть поставленной среди узенького пешеходного русла между двумя высоченными заборами груженой арбы, толпы ямаков[36], сооружающих баррикаду, а то и просто галдящей банды торговцев, наперебой пытающихся всучить «красавицам» трубку с длинным чубуком вишневого дерева, фунт прекрасного опиума или же опаловые бусы «из дворца Крым?Гиреев».
Нам то и дело приходилось сворачивать, уклоняясь от кратчайшего пути, чтобы затем выискивать нужную дорогу, петляя в грязной паутине бесконечных переулков. Иногда мы останавливались, точно прицениваясь, но, молча оглядев выставленные товары, шли дальше. Неизвестно, снарядили ли местные «органы контрразведки» за нами соглядатаев, но пренебрегать мерами конспирации все же не следовало. Мы плелись по городу, усиленно шаркая ногами и сожалея о том, что среди нас нет хотя бы одной настоящей женщины, чтобы банально попросить воды у бойкого уличного разносчика. Наконец, вдосталь находившись по улицам, мы достигли «явочной квартиры».
Ювелирная лавка с двенадцатью полумесяцами в круглом зеленом щите располагалась в череде десятков подобных торговых заведений, опаляющих непривычные взоры блеском дешевого золота и самоцветных каменьев. Только непосвященный европеец мог счесть константинопольскую ювелирную лавку обычным магазином драгоценностей, каких множество в любой цивилизованной точке земного шара. Местные лавки одновременно с прямым назначением являли собой весьма странную помесь дома свиданий, конторы менялы и курительных комнат, навеки пропахших опиумным духом.
— Чего пожелаете? — засуетился любезный, точно сахарный, хозяин, быстро оценив богатство нарядов посетительниц. — Вино, шербет, халва, кальян?