Кристабель —
от женщин Таллахасси,
твоих истинных почитательниц,
хранящих о тебе неувядаемую память
и продолжающих твоё дело.
«Цел и поныне каменный мой труд»
Мелюзина, XII, 325
— Здесь побывала Леонора, — сказала Мод.
— Летом. Когда сэр Джордж набросился на неё с ружьём.
— Это, наверно, она тут боролась с травой, — предположил Роланд, ежась от сырости. Сердце у него защемило.
— Видела бы она, как запустили кладбище, — заметила Мод. — То?то ужаснулась бы. Она в таком запустении ничего романтического не находит. А по?моему, так и должно быть. Медленный возврат к природному состоянию и небытию.
— Это стихи Кристабель?
— Да, она писала и такие вот непритязательные вещи. Видите — без подписи. На надгробии род занятий её отца упомянут, а про неё — ни слова.
На миг Роланду стало стыдно за людскую несправедливость.
— Запоминающиеся стихи, — сказал он робко. — Немного зловещие.
— Как будто эти несытые уста трав поглощают саму Кристабель.
— Так, наверно, и в самом деле произошло.
Они посмотрели на траву. Увядшая трава полегла, слипшись от сырости.
— Давайте поднимемся на холм, — сказала Мод. — Посмотрим на Сил?Корт хоть издали. Путь, которым, должно быть, часто ходила сама Кристабель: она была исправной прихожанкой.
За церковью вверх по склону, к безукоризненно чёткому горизонту взбегало распаханное поле. На фоне серого неба виднелась фигура, которую Роланд сперва принял за скульптуру работы Генри Мура — увенчанного короной монарха на престоле. Но фигура склонила голову и, опустив руки, принялась что?то изо всех сил толкать. Тут Роланд уловил серебристый посверк и сообразил, что фигура наверху — человек в инвалидном кресле, причём этот человек, как видно, оказался в затруднительном положении.
— Смотрите, — сказал он Мод. Мод взглянула на вершину.
— Там, похоже, что?то стряслось.
— Должен же кто?то еще там быть, иначе как этот человек туда забрался? — рассудительно заметила Мод.
— Наверно, — согласился Роланд и всё?таки полез по склону. Грязь облепляла городские ботинки, ветер ерошил волосы. На здоровье Роланд не жаловался — несмотря на угарный газ и свинец в лондонском воздухе: езда на велосипеде пошла на пользу.
В кресле сидела женщина в егерской тирольской куртке с пелериной. Шея её была повязана пёстрым шёлковым шарфом, поля зелёной фетровой шляпы с глубокой тульей закрывали лицо. Кресло сбилось с колеи, накатанной на вершине холма, и стояло на самом краю, готовое каждую минуту скатиться по крутому каменистому косогору. Вцепившись руками в кожаных перчатках в большие колёса, женщина отчаянно пыталась сдвинуть коляску с места. Ноги в начищенных ботинках из чудесной мягкой кожи неподвижно покоились на подножке, Роланд увидел, что сзади колесо упирается в торчащий из грязи здоровый камень, так что ни повернуть коляску, ни выбраться на дорогу задним ходом нет никакой возможности.
— Вам помочь?
— О?ох! — протяжно, с усилием вздохнула женщина. — Ох, спасибо. К?кажется, я и п?правда крепко з?застряла.
Голос у женщины был прерывистый, старческий, аристократический.
— П?прямо б?беда. С?самой никак не с?с?с?правиться. Уж будьте добры…
— Тут камень. Под колесом. Подождите, я сейчас.
Роланду пришлось опуститься на колени прямо в грязь, безнадежно перепачканные брюки напомнили о переживаниях на спортивной площадке. Он ухватился за кресло, дёрнул, едва удержал равновесие.
— Не опрокинется? Я вас, кажется, очень наклонил.
— Это особо устойчивая конструкция. Я на т?тормоз поставила.
До Роланда постепенно дошло, что положение куда серьёзнее, чем ему казалось. Одно неосторожное движение — и кресло бы перевернулось. Он начал копаться в грязи голыми руками. Потом пустил в ход какой?то не слишком надёжный сучок.
Потом пустил в ход какой?то не слишком надёжный сучок. Потом, подобрав другой камень, стал орудовать им как нехитрым рычагом и наконец вывернул злосчастную помеху, сев при этом в грязь и замарав брюки ещё и сзади.
— Вот и всё, — выговорил он. — Как у зубного врача. Дёрг — и готово.
— Как же я вам благодарна.
— Не повезло вам. Вы, должно быть, проехали по этому камню, а потом он перевернулся вот так, выступом кверху, ну и заклинило.
Тут он заметил, что женщину в кресле бьёт дрожь.
— Вот что, — сказал он, — давайте выберемся на дорогу. Жаль вот руки у меня грязные.
Роланд приподнял передок коляски, развернул её и выкатил на торную дорогу. Он совсем выбился из сил.
С колёс капала грязь. Женщина подняла голову и посмотрела ему в глаза. У неё было большое круглое лицо в бурых старческих пятнах вроде монеток, подбородок обвис дряблыми складками. В глазах — громадных, бледно?карих — стояли слёзы. По вискам из?под гладко зачёсанных назад седых волос катились крупные капли пота.
— Спасибо, — произнесла она. — Угораздило же меня. Чуть не перевернулась. Муж скажет: «Как ш?шалая». Н?не надо было мне с?съезжать с ровного места. Как же это тяжело, когда без посторонней помощи ни шагу.
— Конечно, — согласился Роланд. — Действительно, тяжело. Но вообще?то вы напрасно боялись. Кто?нибудь всё равно пришёл бы на помощь.
— Вот вы и пришли. Вы тут гуляете?
— Да вот вышел пройтись со знакомой. Я не здешний.