Проводив Гильдебранда до такси, Собрайл отправился пешком через Сохо, походя взглядывая на зазывные витрины и парадные, даже в дневную пору ярко подсвеченные. Стриптиз?варьете! Агентство моделей! Требуются девушки до двадцати пяти! Секс живьём без передышки! Заходи, не пожалеешь! Первый урок со скидкой! Пристрастия Собрайла в этой области были достаточно узкими и своеобразными. В своём элегантном чёрном костюме он тенью скользил мимо окон, то здесь то там вкушая призрачный запах изысканной стряпни и дорогого вина. Вот он приостановился на мгновение: в глубине одной из витрин ему почудился какой?то дивный промельк плоти… нечто угловато?белое, пронзительное… значит, оно всё?таки водится там, внутри, — и хотя оно тут же заслонилось иным, слишком крупным, обыденным и грудастым, — для Собрайла, обитавшего в мире полуявных вещей, скрытно вспыхивающих озарений, и намёка было довольно. И всё?таки, всё?таки… нет, он не станет заходить внутрь, он пойдёт к себе обратно в гостиницу…
— Профессор Собрайл, — раздался сзади чей?то голос. Собрайл обернулся.
— Здравствуйте. Вы меня помните? Я Фергус Вулфф. Я к вам как?то подошёл после вашего доклада об установлении личности рассказчика в поэме Падуба «Чидиок Тичборн». Ваша догадка и ваши дедуктивные построения были поистине великолепны. Я с вами полностью согласен: повествование ведётся от лица палача.
— Да?да, припоминаю. Мы с вами познакомились на том семинаре. А я только что имел честь завтракать с сыном нынешнего лорда Падуба, Гильдебрандом Падубом. Гильдебранд любезно согласился выступить у нас, в Университете Роберта Дэйла Оуэна, с рассказом о тех рукописях Падуба, которые ещё хранятся у них в семье. Кстати, рукопись «Чидиока Тичборна» уже перекочевала в Британскую библиотеку. Мда?с.
— Что делать. Вы, случайно, не в ту сторону направляетесь? Вы позволите мне немного пройтись с вами?
— Конечно, буду рад компании.
— Знаете, профессор, меня очень заинтересовали сведения о том, что, возможно, существует связь между Падубом и Кристабель Ла Мотт…
— Ла Мотт? Ах да, автор «Мелюзины». Осенью семьдесят девятого года у нас в университете состоялась конференция отпетых феминисток, они грозились, что не покинут здание, пока я не включу в мой курс поэзии девятнадцатого века вместо «Королевских идиллий» или «Рагнарёка» эту самую «Мелюзину». Университетское начальство раскисло и согласилось. К счастью, свои права на «Мелюзину» заявил факультет исследований женской культуры, — это нас освободило от всяких обязательств, и мы благополучно восстановили «Рагнарёк». Вот и вся связь. Больше ничего не припомню.
— А мне казалось, всплыли какие?то письма…
— Сомневаюсь. Первый раз слышу. Хотя я знаю о Кристабель Ла Мотт что?то ещё! Вертится в голове… Нет, не могу вспомнить.
— Роланд Митчелл сделал некую находку.
Собрайл остановился на тротуаре Грик?стрит так внезапно, что двое китайцев, шедшие следом, чуть не уткнулись ему в спину.
— Находку? Какую находку?
— Я сам точно не знаю. Пока не знаю. Но судя по поведению Роланда, это находка большой важности.
— Аспидс в курсе?
— Кажется, нет.
— Доктор Вулфф, вы меня заинтриговали.
— К этому я и стремился, уважаемый профессор.
— Позвольте пригласить вас на чашечку кофе, вон в то заведение.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Спят вместе перчатки
Перстами к перстам
Ладонью к ладони
Подобна холстам
Их белая лайка
Последним холстам
Но в них прокрадутся
Чрез множество лет
Вдруг белые руки
Исполнить обет
Проснуться и дружбы
Исполнить обет
К.
Ла Мотт
Мод сидела в Информационном центре факультета исследований женской культуры на яблочно?зелёном стуле за апельсиново?оранжевым столом. Перед ней был архивный ящик — в его папках хранилось то немногое, чем располагали современные исследователи по вопросу самоубийства Бланш Перстчетт. Статья газетного репортёра, протоколы следствия, копия предсмертной записки, обнаруженной на столе дома «Вифания» по улице Горы Араратской (записка, отметил старинный следователь, была придавлена увесистым округлым гранитным камнем). Несколько писем к прежней воспитаннице, дочери члена парламента, — про него известно, что он как политик довольно сочувственно относился к борьбе женщин за свои права. Мод снова и снова перечитывала все эти скудные свидетельства, надеясь отыскать хоть какую?то подсказку к мучившей её загадке: где была и что делала Кристабель Ла Мотт во время между путешествием в Йоркшир и следствием по делу о смерти Бланш. Как жаль, что Бланш ничего не оставила, кроме вот этой записки…
Всем тем, кому о том ведать надлежит.
То, что я совершаю, я совершаю в здравом уме — как бы ни рассудилось потом людям, — и после долгих и тщательных раздумий. Причины просты и могут быть изложены с полною ясностью. Во?первых, бедность. У меня нет более денег на краски, и за последние месяцы я продала слишком мало работ. В гостиной я оставила в завёрнутом виде четыре наилучших натюрморта с цветами, в том роде, какой прежде нравился мистеру Кресси из Ричмонд?хилла — в надежде, что мистер Кресси предложит за них сумму, достаточную для моих похорон, если таковые окажутся возможными. Выражаю мою особую волю, чтобы эти похоронные расходы не были отнесены на счёт мисс Ла Мотт, — и уповаю лишь на то, что мистер Кресси сделает мне одолжение.