Аспидс, проявляя воздержанность и бережливость, вкушал хека. Леонора непринуждённо поглощала омара и болтала о Кернемете:
— Какая жалость, от всего поместья только и осталось, что фундамент да садовая стена. Во дворе стоит древний менгир, а дом поминай как звали. Кстати, профессор Собрайл, вы не знаете, где находилась Ла Мотт после Бретани?
— Нет. В моём собрании в Америке есть некоторые письма, по которым можно отследить её местопребывание с тысяча восемьсот шестьдесят первого года. А вы ведь имеете в виду вторую половину шестидесятого? Не знаю.
А вы ведь имеете в виду вторую половину шестидесятого? Не знаю. Но узнаю!
В одной руке Собрайла щипцы для вскрытия щупалец, в другой крошечная пика, чей кончик раздвоен как змеиное жало. Мортимер уже успел добраться до каждого потайного, лакомого кусочка белого мяса. Останки высятся у него на тарелке высокой грудой — морские создания до расправы занимали куда меньше места.
— Переписка Падуба и Ла Мотт должна стать моей. Всё остальное тоже должно мне открыться.
— Что «остальное»?
— Судьба их ребёнка. Они слишком много от нас утаили. Я должен разгадать эту тайну.
— А что если они взяли её с собой в могилу? — сказал Аспидс, заглядывая в печально?неистовое лицо Собрайла, и тут же поднял бокал: — Позвольте предложить тост. За Рандольфа Генри Падуба и Кристабель Ла Мотт. Да почиют они в мире!
Собрайл, с бокалом, отвечал:
— Тост принимается. Но разгадка за мной.
Прощались у лестницы, ведущей наверх. Отвесив краткий поклон Аспидсу и Леоноре, Собрайл быстро удалился. Леонора взяла Аспидса под руку:
— Мне от него, честно, не по себе, уж слишком он ретив. Чужую тайну воспринимает как личное оскорбление. Будто Рандольф и Кристабель нарочно сговорились его обмануть…
— А что если именно так? И не только его, а всех ему подобных. Разве не для собрайлов Шекспир начертал проклятие?.. [97]
— Вдвойне приятно, что я помяла его чёрный катафалк. Не желаете заглянуть ко мне в гости, профессор? На душе как?то грустно, мы бы с вами утешили друг друга… Знаете, море, солнце, я становлюсь от них такая томная…
— Спасибо за предложение, но… Вообще я хотел сказать, я очень тронут, в смысле благодарен, что вы вытащили меня сюда… я, наверное, буду очень жалеть, что не пошёл… но всё равно лучше не надо. Я… как бы это сказать… — Он замялся, на языке вертелось: «не могу с вами», или «не в той весовой категории», или просто «не осилю», — но все эти формулировки, кажется, чуточку оскорбительны для Леоноры.
— Ладно, расслабьтесь. Как говорится, не будем осложнять наших прекрасных рабочих отношений… — произнесла Леонора слегка насмешливо и, наградив его увесистым поцелуем в щёку, отправилась к себе.
На следующий день они ехали не спеша по просёлочной дороге (с главной свернули, чтобы осмотреть часовню с деревянным гогеновским Христом), как вдруг услыхали позади странный, пугающий шум — кашляющий, одновременно скрежещущий, да ещё с каким?то равномерным глуховатым под стуком. Словно тащилось по дороге неведомое раненое существо, или ползла скрипучая телега на кривых, вихлявых колёсах. То оказался чёрный «мерседес» с помятым крылом и явно повреждённым ремнём вентилятора. С натугою он обошёл их на ближайшем перекрёстке. Седока по?прежнему не разглядеть сквозь тёмные окна, но плачевное состояние машины налицо.
— Жуть! — сказала Леонора. — Зловещее явление!
— Да уж, — отозвался Аспидс и, поглядев вслед убегающему номеру АНК, с неожиданным остроумием прибавил: — Собрайл — это и есть Анку.
— Точно! — подхватила Леонора. — И как мы раньше не догадались. \
— Но с такой скоростью ему ни за что не догнать Бейли и Митчелла.
— И нам их тоже не догнать.
— А надо ли? — спокойно промолвил Аспидс. — По?моему, это уже не имеет никакого смысла. Давайте лучше устроим пикник.
— Правильно!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Сидя за столом у себя в Линкольне, Мод выписала полезную цитату из Фрейда, намереваясь использовать её в докладе о метафоре:
И лишь когда любовь полностью овладевает человеком, основная доля либидо переходит на объект и объект в некоторой степени занимает место эго.
К цитате Мод сделала приписку: «Разумеется, эго, ид и супер?эго, так же как и само либидо — продукты метафорического гипостазиса, когда самостоятельной жизнью начинают жить…»
Она вычеркнула слова «самостоятельной жизнью начинают жить» и заменила их на «самостоятельное бытие обретают». Но этот второй вариант ничуть не лучше первого, и то и другое — метафора. Может быть, так: «…когда отдельным, самостоятельным бытием наделяются события, относящиеся к единому телу опыта».
«Тело опыта» — ещё более замысловатая метафора. Слово «опыта» она зачем?то написала дважды, смотрится дико. «Событие» — «со?бытие», здесь тоже таится метафора!..
Она всем существом ощущала присутствие Роланда. Вот он сидит позади неё на полу, в белом махровом халате, прислонясь к белому дивану, где спал в самое первое посещение и на котором поселился теперь. Воображаемыми пальцами пробежала она у него надо лбом, по мягким, чёрным, чуть всклокоченным волосам. И почти что услышала его тихий, грустный вздох. Он понимает: его неистовая поглощённость тайнами прошлого миновала — ей же внятны все его чувства. Он, скорее всего, чувствует, что прячется от жизни.