Если он выйдет из комнаты, эта комната сразу станет серой, пустой.
Если он останется, разве сможет она хоть немного сосредоточиться?..
На дворе уже октябрь. У Мод начался учебный год. А он, Роланд, так и не вернулся к Аспидсу. Не вернулся он и в квартиру в Патни, только раз наведался туда — до этого звонил по телефону множество раз, Вэл не отзывалась — решил проверить, жива ли она вообще, — но дальше двери ходить не понадобилось. Пустой молочной бутылкой припёртая, там внизу красовалась размашистая, на картоне записка: «Я уехала. Надолго».
Последние дни он был занят тем, что заносил на бумагу слова. Слова, не желавшие складываться в предложения филологического трактата. Он надеялся — больше того, чувствовал с необъяснимой ясностью, — что дело идёт к стихам. Дальше этих слов он пока не продвинулся, но они, соединённые в странные списки, возникали в голове помимо воли и перекочёвывали на бумагу. Роланд не знал, что думает Мод об этом занятии — видит его важность или считает пустой блажью. Всем существом он ощущал присутствие Мод. Он знал: от неё не могло ускользнуть, что его неистовая поглощённость тайнами прошлого миновала, что он просто прячется от жизни.
Он сидел на полу и записывал: кровь, покров, юдоль, скудель, шафран.
Другой список: бледные волосы, купина, россыпь.
Тут он сделал заметку: «россыпь не в смысле рассыпанного, разрозненного, а в смысле сиянья, как у Джона Донна — «земных вещей сияющая россыпь»». [98]
Ещё один перечень: анемона, коралл, кора, волоски, власяница, ногти, когти, пух, сова, рыбий клей, скарабей.
Он отбрасывал слова, в которых боролись разные смыслы: деревянный, точка, связь, а также пятно и пустой, хотя они тоже норовили просочиться на бумагу (про сочиться — это слово тоже вызывало у него сомнения). В этом странном, назывном языке не находилось пока места глаголам, на что уж лучше: сочный, сок, сочельник…
Стрела, лук (не репчатый, а перо), прель, вода, небеса…
Области словаря — это пересекающиеся круги, или окружности. Мы себя определяем тем, в каких границах обитаем, и какие переходим.
Он сказал:
— Я тебе мешаю. Пойду прогуляюсь.
— Ну зачем же.
— Нет, правда. Что?нибудь купить из съестного?
— Не надо. Холодильник уже набит.
— Может, мне поискать работу, где?нибудь в баре, или в больнице?
— Не торопись.
Мы себя определяем тем, в каких границах обитаем, и какие переходим.
Он сказал:
— Я тебе мешаю. Пойду прогуляюсь.
— Ну зачем же.
— Нет, правда. Что?нибудь купить из съестного?
— Не надо. Холодильник уже набит.
— Может, мне поискать работу, где?нибудь в баре, или в больнице?
— Не торопись. Время есть всё обдумать.
— Времени как раз остаётся всё меньше.
— Время можно раздвинуть.
— Мне начинает казаться, что я прячусь от жизни.
— Знаю. Но погоди, всё образуется.
— Не уверен.
Зазвонил телефон.
— Алло, это доктор Бейли?
— Да, слушаю.
— Скажите, а Роланд Митчелл, случайно, не у вас?
— Роланд, это тебя.
— Кто?
— Не знаю. Мужчина. Голос молодой, интеллигентный. Извините, а кто его спрашивает?
— Позвольте представиться. Меня зовут Эван Макинтайр. Я стряпчий. Я хотел бы встретиться и поговорить с вами — не с Роландом, но Роланд пусть тоже приходит — ему будет интересно. Я собираюсь сообщить нечто важное для вас.
Прикрыв трубку рукой, Мод быстро пересказала Роланду слова юриста.
— Как вы смотрите на то, чтоб поужинать сегодня в «Белом олене»? — спросил Эван. — Допустим, в семь тридцать. Приглашаю и вас и Роланда.
Роланд кивнул.
— Спасибо, с большим удовольствием, — сказала Мод.
— Насчёт большого удовольствия, не уверен, — проворчал Роланд.
Со смутной неуверенностью входили они в тот вечер в «Белый олень». Впервые они совершали «выход в свет» как пара, хотя сами себя так ещё не вполне воспринимали. Мод была в платье цвета полевых колокольчиков, волосы, тщательно прибранные, всё равно смотрелись роскошно. Роланд взирал на свою спутницу с любовью и отчаянием. У него не было ничего в этом мире — ни дома, ни работы, ни будущего — только Мод! — и именно по причине отсутствия всего остального он не мог поверить, что она будет и дальше воспринимать его всерьёз, да и вообще захочет существовать с ним бок о бок.
В ресторане их ожидали: Эван Макинтайр в костюме маренго и золотистой рубашке, Вэл в элегантном кремовом костюме, сизой шёлковой блузке, и третий, в твидовом пиджаке, с курчавым венчиком волос вокруг лысины. Эван его отрекомендовал: «Тоби Бинг. Мы с ним совладельцы одного замечательного жеребца, Тоби владеет левой задней, а я левой передней ногой. А вообще?то он поверенный».
— Поверенный сэра Джорджа! — сразу вспомнила Мод.
— Но Тоби здесь не поэтому. Или не совсем поэтому.
Роланд в изумлении взирал на новую Вал, излучавшую блеск, сияние. Просто впечатление от дорогой, прекрасно пошитой одежды? Нет, тут что?то ещё, дело не только в тряпках. Ну конечно, на всём её облике — безошибочно узнаваемый отпечаток довольства, отсвет плотского счастья! И причёска у неё новая — короткая, стильная; она встряхивает головой — волосы красиво, резко взмётываются — и опять ложатся прилежно. Переливчатый сизый шёлк, приглушённость тонов, подплечники, накрашенные губы… Тонкие чулки, туфли на каблуке… Во всём женственность, гармония.