— Нет, — ответил мужской голос. — Но я исправлю это упущение.
— Леонора… — сказала Мод.
— А с ней Аспидс, — сказал Роланд.
Мод и Роланд смотрели, как Леонора в сопровождении спутника движется к морю. Волосы Леоноры распущены, и едва она вышла из затишья дюн, свежий морской ветерок набросился на её кудри, взметнул кверху змеистые тёмные пряди. На Леоноре греческое свободное платье из очень тонкой ткани, алой с серебряными полумесяцами, в мелкую складочку — платье схвачено над пышной грудью широкой серебристой лентой, и оставляет открытыми плечи, тёмно?золотые — над этим загаром поработало, сразу видно, отнюдь не английское солнце. Крупные, но изящные ступни не обуты, ногти на ногах покрашены алым и серебряным лаком, попеременно. Ветер взвихривает многочисленные складочки платья. Она плавно подымает руки, звенят друг о дружку браслеты. За Леонорой выступает Джеймс Аспидс, в тёмной парке с капюшоном, в тщательно отутюженных тёмных брюках и тяжёлых ботинках.
— …А по другую сторону океана — город китобоев Нантакет, и «мягкая зелёная грудь Нового Света», — говорила Леонора.
— Вряд ли Фрэнсис Скотт Фитцджеральд думал о жрицах друидического культа.
— Однако изобразил же Рай Земной как женщину!
— Но этот рай у него не несёт отрады.
— Вы слишком многого хотите, профессор.
Мод проговорила:
— Ну вот, они успели познакомиться и вычислили, где мы…
— И раз они здесь, — подхватил Роланд, — то наверняка успели пообщаться с Арианой…
— И прочли дневник Сабины. Ведь Леоноре ничего не стоило Ариану разыскать. Аспидс, разумеется, читает по?французски.
— Ох и злы они, должно быть, на нас.
Думают: «Подлые обманщики! Злоупотребили доверием!»
— Считаешь, надо перед ними появиться, посмотреть им в глаза? — спросила Мод. — То есть это они будут смотреть нам в глаза…
— А ты сама как считаешь?
Мод протянула руки, и Роланд бережно взял их в свои.
— Вроде бы и надо нам выйти на свет, но что?то ещё не пускает, — сказала Мод. — Лучше давай отсюда уедем. Поскорее.
— Куда?
— Например, домой.
— Чтобы не нарушились чары?
— Ты хочешь сказать, мы под влиянием чар? Но ведь когда?то нам всё равно придётся вернуться к действительности.
— Только не сейчас!
— Да, не сейчас.
В молчании они покатили в гостиницу. Подъезжая к стоянке, увидели, как оттуда стремительно выруливает огромный чёрный «мерседес». Вот он поравнялся с ними, — стёкла у него затемнены — Мод так и не поняла, заметил ли её Собрайл. Так или иначе, «мерседес» не сбавил скорости, а стрелою прянул прочь по шоссе — в сторону покинутой ими бухты.
Владелица гостиницы доложила:
— Один американский господин интересовался, где вы. Просил передать, что сегодня здесь ужинает.
— Он нас может в чём?нибудь обвинить? — негромко спросил Роланд по?английски, обращаясь к Мод.
— Какое там! Он просто хочет перекупить у нас сведения. Хочет вызнать, что нам ещё известно. Хочет заполучить письма. Хочет добраться…
— Вряд ли в наших силах ему воспрепятствовать.
— Зато в наших силах ему не способствовать! Нужно только уехать отсюда, сию же минуту. Как думаешь, он разговаривал с Арианой?
— Возможно, он просто мчится по следу Леоноры и Аспидса, — предположил Роланд.
— Вот и пускай встретятся, поговорят по душам. И пускай сами доискиваются до развязки. У меня такое чувство, — вздохнула Мод, — что развязка печальная. Сейчас у меня даже нет охоты её знать. Лучше уж как?нибудь потом…
— Сейчас самое время ехать домой. Уложим чемоданы, и в обратный путь.
— Да, ты прав.
Три недели они находились в Бретани… Совершая свой стремительный побег из Англии, они полагали, что украденное таким образом время станут чинно проводить в университетской библиотеке Нанта. Однако, благодаря закрытию библиотеки и отсутствию Арианы Ле Минье, они негаданно для себя — и притом уж второй раз за это лето! — оказались в отпуске, в отпуске совместном. В гостиницах они проживали в отдельных комнатах — с непременными узкими белыми постелями, — но несомненно, было во всём этом что?то от супружеского путешествия, даже от медового месяца. И потому они испытывали настоящее смятение, и вообще весьма двойственные, противоречивые чувства. Кто?нибудь вроде Фергуса Вулффа знал бы, как воспользоваться сложившимся положением, — больше того, считал бы для себя совершенно естественным, чуть ли не обязанностью, «развить успех». С другой стороны, Мод по доброй воле никуда бы не отправилась с Фергусом, тогда как с Роландом пустилась в путь без малейших раздумий. Мод и Роланд бежали вместе, и остро сознавали все неминуемые побочные значения подобного поступка. Они степенно, словно супруги, разговаривали друг с другом, и часто — до пародийности часто — звучало в их речи простое, исконное слово супругов — «мы», «нам», «нас». «Что мы делаем завтра? Не съездить ли нам в Понт?Аван?» — безмятежно спрашивал один. А другой или другая отвечал: «Да, неплохо б нам взглянуть на то знаменитое распятие, что послужило натурой для гогеновского «Жёлтого Христа»».
И Роланд, и Мод, конечно, задумывались об этой речевой особенности, — но ни разу не обсуждали её вслух.
Где?то в письмах, далеко упрятанных письмах, Падуб говорил о нитях интриги, нитях сюжета, и о Судьбе, которая, держа эти нити, владела им и Кристабель и вела их неумолимо. Роланд про себя отметил, с удовольствием записного постмодерниста, но вместе и с настоящим суеверным страхом, что его и Мод тоже ведёт теперь судьба, и, похоже, уже не их собственная, а судьба тех двоих, давным?давно опочивших любовников. Элемент суеверного страха, наверное, неизбежен при любой обращённой внутрь, замкнутой, на себя же ориентированной постмодернистской игре с зеркалами, — ведь при такой игре непременно настаёт момент, когда сюжет вдруг решает отбиться от рук и внутри него начинают хаотически множиться произвольные, но наделённые одинаковой степенью правдоподобия смыслы, — словно принялся за дело дикий, сумбурный закон, неподвластный авторскому намерению, которое — будучи благим постмодернистским — предполагает некое упорядочение, как его ни называй, произвольное, поливалентное или даже «свободное», но всё равно упорядочение, предполагает управляемость, управляемое продвижение — куда? — к некоему концу. Связность и завершённость суть глубинные человеческие потребности. И хотя может показаться, что нынче они не в моде, именно они нас больше всего завораживают и влекут. Когда двоих «настигает любовь», подумал Роланд, то это словно Судьба своим волшебным гребнем проводит по спутанным прядям мироздания, по спутанным прядям жизней, и возникает дивный порядок, складность, красота — возникает подлинный сюжет. Но что, если окажется верным и обратное? Что, если, благодаря вовлечению в этот сюжет, они с Мод сочтут нужным повести себя сообразно сюжету? И не повредит ли это объективности и добросовестности, с какими взялись они за работу?..