— А вы не совсем глупы, — обнадежил меня польщенный ученый. — Все дело в том, что я сейчас нахожусь лишь в начале пути; мои исследования огненного зелья во многом несовершенны… Но верьте мне, — алхимик мечтательно закрыл глаза, — придет тот час, когда мое открытие облагодетельствует человечество!
«Да уж», — горько усмехнулся я, неизвестно почему вспоминая вдруг огненный вал, накрывший наш батальон «коммандос» при высадке на Жарль?Жар.
— В ходе своих исследований, юноша, — Деметриус внезапно посерьезнел, — я сделал величайший вывод. Человек есть существо, наполненное творчес кой энергией, которая во многом предопределяет его жизнь. Он ненадолго замолчал. Я с некоторым удивлением начал прислушиваться.
— Со времен райского сада в человеке заложена жажда познания нового… Жажда сия неутолима. Человеку постоянно нужно менять что?то вокруг себя, творить новые сущности, создавать новые вещи, искать, ошибаться и находить. Но при всем этом, ежечасно мен что?то вокруг, себя, человек, желая того или нет, меняется сам. И это изменение, в свою очередь, ведет его на путь новых деяний. Я назвал это Законом Единорога.
— Почему именно единорога? — несказанно удивился я, припомнив свою встречу с этими сказочными существами в лесах Германии. Алхимик горделиво выпрямился и, воздев палец, изъеденный реактивами, вверх, важно произнес:
— Я много лет посвятил изучению природы этого зверя!
— Да? И что же?
— По моему глубочайшему убеждению, сие животное существовать не может. Ему нет места среди других.
— Как это существовать не может? — возмутился я. — Да я сам наблюдал единорогов!
— И не вы один! — непонятно чему обрадовался естествоиспытатель.
— У меня есть сотни заслуживающих внимания свидетельств об этом удивительном существе.
— Но вы противоречите сами себе, почтенный Де?метриус, — я был окончательно сбит с толку.
Ученый хитро улыбнулся и, наклонив голову набок, произнес:
— Когда вы, скажем, делаете игрушечную лодочку из коры дерева, что у вас получится?
— Лодочка, — хмыкнул я.
— Да! Конечно же! — мой простой ответ почему?то привел алхимика в неописуемый восторг. — Но не наполнит ли это вашу душу радостью?
— Пожалуй, наполнит… — все еще слабо понимая, к чему ведет высокоученый муж, отозвался я.
— Значит, можно сказать, что, каким?то образом изменяя мир вокруг, вы тем самым изменяете и себя самого? — вкрадчиво осведомился он. Я автоматически кивнул. — Но так же верно и обратное! Изменяясь внутренне, в душе, вы изменяете мир! А поскольку душа есть искра Божьего пламени… При этих словах я невольно вздрогнул и стал слушать философа с фермы Трезэссар более внимательно.
Я автоматически кивнул. — Но так же верно и обратное! Изменяясь внутренне, в душе, вы изменяете мир! А поскольку душа есть искра Божьего пламени… При этих словах я невольно вздрогнул и стал слушать философа с фермы Трезэссар более внимательно.
— …То души, собранные воедино, способны возжечь огонь новой жизни, преобразующий грубую материю в нечто живое. Единорог есть воплощенная человеческая мысль, воплощенное чаянье — тяга к свету, чистоте и надежда на лучшее. Он одновременно пребывает в мире эфирном и материальном. Теперь вы понимаете меня? — возбужденно дергая меня за несчастную камизу, завопил вошедший в раж ученый. Бельрун обеспокоенно оглянулся.
— Учитель, у вас все в порядке? — с тревогой в голосе спросил он.
Не обращая внимания на этот вопрос, Деметриус продолжал вдохновенно излагать свою теорию. Ему явно надо было выговориться — годы одиночества, проведенные на ферме, давали себя знать.
— Человек в своем творении подобен Богу! И сие есть величайшая тайна алхимической науки. Золото, драгоценности — все это ерунда! — Деметриус сделал широкий пренебрежительный жест, как бы сметая груды золота и драгоценностей со светлого пути всего человечества. — Это незначительные шаги к познанию Величайшего. Ибо только открытие тайны творческой энергии человеческой души есть истинное Великое Деяние. И любая деятельность на сем поприще есть благо.
Алхимик застыл на секунду в античной позе и, неожиданно подавшись вперед, внушительно изрек:
— Как говорит на эту тему великомудрый Аристотель — Спина Бельруна конвульсивно вздрогнула, он попытался что?то сказать, но было уже поздно…
— Если блаженство есть деятельность, сообразная с добродетелью, то, конечно, сообразная с важнейшей добродетелью, а это присуще лучшей части души. Будь то разум или иное что, естественно правщее по природе нами и ведущее нас и разумеющее прекрасное и божественное — потому ли, что оно само божественной природы или же самое богоподобное, что у нас есть; во всяком случае, деятельность этой части, сообразная с ее добродетелью, и будет составлять совершеннейшее блаженство!..
Последствия этой тирады бьыи воистину неожиданными и лишний раз подтверждали теорию Мэттью Мишо о творческом воздействии человеческой мысли на окружающую действительность. Лошадь, запря женная в нашу повозку, дернулась вперед, и Бельрун, находящийся на грани нервного срыва, изо всех сил натянул вожжи. Несчастное животное, видимо, бывшее сторонницей Гераклита, выразило полнейшее несогласие с такой постановкой вопроса, отчего наш возок тут же устремился в придорожную канаву, на ходу теряя колесо.