— Это правда? — прошептала Лаура.
— Нет, — так же шепотом ответил я. — Я думал, тебя похитили пираты, ну и нанес им визит. Тебя там, понятное дело, не оказалось, но их главарь был столь любезен, что согласился освободить твоих девушек и доставить их в Барселону.
На лице принцессы отразилось заметное разочарование.
На лице принцессы отразилось заметное разочарование. Риберак сладкозвучно пел. Я начал тихо закипать, рука моя стала совершать судорожные движения в поисках кинжала.
— Ты чего? — услышал я голос сестры.
— Я не в состоянии слушать дальше эту галиматью! — злобно прошипел я.
— Успокойся, не глупи! — Инельга незаметно схватила меня за руку. — Он же поэт, что с него возьмешь!
Наконец Гарсью одним ударом уложил последнюю дюжину пиратов и, к моему величайшему наслаждению, заткнулся.
— Ну вот и все, — тихо прошептала Инельгердис, успокаивающе поглаживая мою руку. Но это было еще не все…
Молодой граф де Уэска поднялся со своего места и вышел на середину залы.
— Капитан, напомни мне после бала вернуть этому отпрыску Плантагенетов медальон отца, — внезапно раздался по мыслесвязи голос Лиса. — А то неудобно как?то…
Отпрыск Плантагенетов между тем опустился на одно колено и, глядя честными влюбленными глазами на замершую Инельгу, объявил:
— Эту балладу я посвящаю даме моего сердца, чей взор дарует прохладу в знойный полдень, подобно студеной воде из горной речки. И ни в доблести, ни в красоте я не знаю равных ей!
Я вздохнул. Юнец явно напрашивался на десяток?другой поединков ради серых глаз моей сестры. Она сидела ровно, словно была облачена в доспехи, и лицо ее было напряжено, как перед последней схваткой.
— Это предание я нашел в древних рукописях, — продолжал Пейрэ де Уэска. — Оно повествует о героических предках наших гостей.
Зал встретил эту новость бурей восторга. И юноша без дальнейших предисловий запел. В балладе, как я догадался, повествовалось о штурме замка, пережитом когда?то нашей бабушкой, имя которой носила Инель?га. Первые несколько строф я слушал с вежливым интересом, отмечая вполне сносную поэтическую технику юноши, но затем…
— Что?! — вполголоса возмутилась Инельга. Я прислушался. «Нас было двенадцать у старых стен. Растущих из серых скал, И наши клинки испытали те. Кто смерти в бою искал».
— Это он о чем? — прошептал я. — Я пропустил что?то важное?
— О братьях нашей бабушки! — был ответ.
— Какие братья? — резонно возмутился я, почему?то вспоминая Сен?Маргетского Аббата. — Она же вроде единственная дочь?
— Ты что, не слышишь — их было двенадцать! «Но прежде чем в землю навеки лечь, — ничтоже сумняшеся продолжал пылкий воздыхатель, — Исполнили долг до конца, И наша сестра подхватила меч, Упавший из рук отца».
— Он, видимо, не знает, — с нехорошим спокойствием прошептала мне Инельга, — что нашего прадеда звали Хаген Большой Топор и меча он отродясь в руки не брал!
Между тем сражение продолжало кипеть в возбужденных мозгах де Уэска. Наша бабушка уже благополучно укокошила короля викингов Гуральда Длиннобородого, с легкостью неимоверной пробилась сквозь строй его кометов и тут же возглавила народное ополчение. «Я вам во сто крат заплачу долги! Моих вам не видеть слез! — Ведьма! — шептали о ней враги. — И в ночь ее конь унес…» — вещал от имени бабушки Инельгердис экзальтированный юноша. Многие в зале глядели на девушку с завистью и восхищением. Я заметил, что на скулах у моей сестры уже выступили красные пятна, и тихонько сжал ее кисть.
— Успокойся, Инельга..
— И когда только успел написать… — с oi чаянием в голосе прошептала она. — Вот же дура, рассказала ему… Но как переврал!
Когда же арагонский гранд прекратил бряцать оружием и дошел до лирической сцены знакомства Инельгердис с неким рыцарем, по утверждению пиита, сыном невинно убиенного Гуральда, баронесса Шангайл не выдержала.
— На что намекает этот напыщенный петух? Наша бабушка была просватана за дедушку с рождения, и в наших жилах нет крови гнусного рода Гуральда! — сдавленно прошептала она.
— Тихо, Инельга! Это поэтическое преувеличение. Он же поэт, что с него взять? — повторил я ее собственные слова.
— Я его убью, — убежденно прошептала она. Жизнь племянника испанского короля была спасена самым неожиданным образом. Двери парадной залы распахнулись, и на пороге появился запыленный гонец с окровавленным рукавом и лицом, серым от боли и усталости. Все присутствующие замерли, в ужасе глядя на него. В возникшей тишине жутко прозвучали его негромкие слова:
— Ваша светлость! Симон де Монфор перешел границу. Замок Монреаль пал…
ГЛАВА 28
Из всех пороков, опасных для государственного деятеля, самый пагубный — добродетель. Она толкает на преступление.
А Франс
В полнейшей тишине со своего резного кресла, держась за подлокотники, поднялся граф Раймунд Тулузский и охрипшим от волнения голосом спросил:
— Как это случилось?
Гонца буквально шатало от усталости, он оперся о косяк двери и, с жадностью опустошив поднесенный ему кубок, заговорил:
— Они напали утром, еще до рассвета. Сеньор де Монреаль и еще восемьдесят рыцарей были захвачены без доспехов и оружия. Граф де Монфор велел их всех повесить.